Я буду в маске

— Наш гость сегодня потрудился на славу, — выпив очередную рюмку, громко сообщил папа. — Дров наколол столько, что на всю зиму баньку топить хватит. Кстати, — потянувшись к бутылке, обратился папа к Майскому: — Как насчёт баньки, а, Лев Михалыч? Попариться не желаешь?

— С удовольствием, — с улыбкой ответил тот. — Давненько паром не очищался.

Отец кивнул, разлил всем наливки, тут же махнул свою рюмку и, закусив фаршированным перепелиным яйцом, поднялся:

— Пойду подготовлю, — сказал он и, чмокнув на ходу маму в щеку, направился к бане.

Мама проводила его взглядом.

— Даш, а ты? В баню не хочешь? — спросила она у меня.

— Не знаю, — с сомнением ответила я.

Честно говоря, баню я любила. И каждый раз приезжая к родителям, хотя бы раз, но посещала нашу парилку.

— Сходили бы вместе, — продолжила мамуля. — А то отца я в баню не пущу, он прилично выпил сегодня.

И это была правда, мама, действительно, если папа выпивал что-то крепче пива, париться его не пускала. И сама в баню не ходила — ей нельзя по состоянию здоровья. А мне вот в баню хотелось. Очень… Чтобы очистить, как говорится, не только тело и душу, но и мысли.

— А что? Схожу, — ответила я, покосилась на Майского и добавила. — Но только после Льва Михалыча.

Писатель усмехнулся:

— Мальчики отдельно, девочки отдельно? — я тут же кивнула. — Дашуля, — протяжно и впервые назвал меня так Лев, — Я, так уж и быть, уступлю тебе. Иди первой.

С недоверием мои глаза пробежали по лицу Майского. Но, не заметив на нем никакой усмешки, я не без удовольствия согласилась:

— Ладно.

Вскоре вернулся отец и, потирая руки, сообщил, что банька нагревается и скоро можно идти париться. Но тут мама опустила его с небес на землю, строго-настрого запретив отцу соваться в парилку. Папа посопротивлялся немного, но, в конце концов, к жене прислушался.

Трапезничали мы ещё минут двадцать. Затем все дружно убрали со стола и пошли в дом. Мама тут же принялась мыть посуду и на моё предложение помочь ответила отказом, послав меня прямым текстом в баню. И я, прихватив полотенце и бутылочку кваса, который я очень любила пить после парилки, с удовольствием направилась туда, куда меня и послали.

В теплом предбаннике я полностью разделась, обмоталась тонким полотенцем, зафиксировав уголок на груди, и зашла в кипящую жаром парилку. Вальяжно устроилась на деревянной лавке и, прикрыв слезящиеся от пара глаза, попыталась расслабиться, отключая все эмоции и чувства.

Сначала было трудно, редкие посещения бани давали о себе знать — мне казалось, что мне дурно от жары, от влажного пара. Дышать словно нечем. Но паниковать нельзя. Надо привыкнуть и проникнуться.

И спустя несколько минут я все-таки расслабилась. Сидела и даже улыбалась, так явственно ощущая, как из меня выходит весь накопившийся негатив: он как будто просачивался сквозь поры, выступая на поверхности тела в виде капелек пота. Мне хотелось их смахнуть, стереть, избавиться. Но они, естественно, выступали вновь и вновь. Да и сил становилось все меньше, руки ватные, невесомые. И я бросила эту напрасную затею.

Еще спустя пару минут плавно спустила с груди мешающее полотенце. Потом глубоко вздохнула через нос, насыщая влажным воздухом лёгкие, и прислонилась спиной к горячей стене.

Как же хорошо! Так… лениво и свободно. Не хочется уходить, но надо, Дашка. Ещё минут пять, не больше… а то, разморившись, ты до дома не дойдешь.

Я опять глубоко вздохнула и закрыла глаза, отсчитывая про себя секунды… Один, два, три… десять, пятнадцать… Тут я словно что-то почувствовала. Да, легкое дуновение прохладного воздуха. Резко открыла глаза. Дверь в парилку оказалась приоткрыта, и оттуда на меня смотрела пара любопытных кофейных глаз.

— Дверь закрой, — тихо и безэмоционально сказала я, ведь на злость у меня просто не было сил. И меня послушали, правда, не совсем правильно. Лев зашёл в парилку в одних серых трусах-боксерах и закрыл за собой дверь. Я покачала головой, но возражать не стала. К черту его, Дашка! Не порть себе удовольствие… Майский продолжал стоять у двери и внимательно меня рассматривать, а я, ощущая, как по груди скатилась капелька пота, провела по ней рукой и запоздало поняла, что сижу перед писателем во всей своей обнаженной красе. Вот ведь пар, затуманил мне мозги! Но прикрываться было уже поздно, и я, мысленно махнув на все рукой, снова закрыла глаза.

- Ты бы видела себя сейчас со стороны, — заговорил Лев томно. — Сидишь, такая изнеможенная… довольная… потная…

— Мне хорошо, — так же томно ответила я и даже улыбнулась.

— Я вижу, — чересчур довольно произнес Майский. — Очень мне это кое-что напоминает.

— Помолчи, — шепотом попросила я и невольно облизнула губы. И Лев замолчал.

Но тут же я почувствовала скользящие прикосновения ниже шеи. Я медленно подняла веки и увидела, как изящные пальцы писателя игриво скользят по моей груди. А их обладатель стоит рядом, слегка наклонившись.