Я был на этой войне

— Какого хрена нас снова посылают в это пекло? — я продолжал кипятиться.

Ступор прошел. Мной вновь овладевала злость. Я с трудом сдерживал себя в руках. Чтобы как-то выпустить пар, я отчаянно матерился:

— Ублюдки гребаные, суки, негодяи, чмыри задроченные, пидоры гнойные, скоты безмозглые. Прибить их мало. В тридцать седьмом таких ублюдков к стенке бы давно поставили и по контрольной пломбе в затылок.

— Тебя самого в тридцать седьмом за такие разговоры к стенке первым бы поставили, — спокойно парировал Юра.

— Ты прав. Но какие же дегенераты!

— Остынь, Слава. Все позади. Все впереди. А будешь кипятиться — обоссым.

— Ладно, — я успокоился. — Серега, а нас с Юркой куда?

— Не знаю, о вас разговора не было. Но остальных штабных по батальонам раскассируют. Меня во второй батальон. Вы-то при штабе останетесь.

— Хрен я с этим новым командиром останусь, — я вновь начинал орать, — я с тобой во второй пойду. Хоть оторвусь от души.

— Правильно, Слава, вместе пойдем! — Юрка снова разливал водку. Наливал по чуть-чуть, на глоток.

— Во сколько выходим?

— По плану в семнадцать. К девятнадцати подойдем. Колонна-то будет большая, да, может, и засада. Ну, а там снова «танковая карусель» и… И опять с голой жопой на фрица, — закончил замполит.

— Успеем выспаться!

— Точно. Сейчас по последней — и на боковую. Пашка! Не будить, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь! Ладно, давай! — мы выпили и, оставив Пашку убираться в кунге, вышли на улицу покурить.

— Не хотел при бойце говорить, — начал Серега, — но рассматривался вопрос на полном серьезе, не специально ли Бахель погубил людей.

— Дербанись!

— Ты что, серьезно?

— Очень даже серьезно. Ролин тебя, Слава, запомнил, и думали, что ты саботажник, ну и… — Серега замялся.

— Говори, продолжай! Что я дезертировал? Ты это хотел сказать?

— Да. Именно, что ты сбежал.

Меня бросило в жар. Почувствовал, как наливаюсь кровью. Проснулась злость. Хотелось немедленно набить кому-нибудь морду. Желательно, чтобы это был Ролин или Седов. Сгодились бы и ребятишки из военной прокуратуры. Или как мы их называли — прокурята. Хотя сейчас подошел бы и дух.

— Веселое кино. И теперь меня что, под трибунал?

— Нет. Сан Саныч отбил тебя. Те бойцы и офицеры, что раньше вас вернулись, подтвердили, что ты не трусил, своих не расстреливал, а дрался, как все. Раненых перевязывал.

— Слушай, Серега, в бою кто-то духовский танк с первого выстрела из гранатомета подбил. Он весь в активной броне был, а этот снайпер прямо в основание башни ему впечатал. За такие вещи Героя давать надо. Вот как звать того парня — не знаю. Ты бы узнал?

— Точно, Сергей, выстрел классный, мы после этого в атаку пошли. Много жизней сберег этот выстрел.

— Не вы первые, мужики, кто об этом рассказывает. Узнали уже фамилию бойца. Был ранен, а потом умер. Это уже точно.

— Так хоть посмертно Героя России присвоить. Пацан это заслужил.

— На многих мы уже подали, но эти ублюдки на Ханкале говорят, что, мол, площадь они не взяли, а наградные листы шлют. Пидорасы!

— Не то слово, Юра. Мы послали на убитых и раненых. Тех, кого нет, или кто уже отвоевал свое. А эти скоты не хотят даже слушать. «Не за хрен» — говорят.

— Ну, ублюдки.

— Ублюдки, — согласился Серега. — Ханкалу охраняет батальон десантников, полк «махры» и отряд спецназа. С передовой сняли. Наших соседей сняли. Теперь мы отдуваемся и за себя, и за того парня. Видели, наверное, что блокпостов стало меньше?

— Мы их вообще не видели.

— Вот то-то и оно. Численность бригады уменьшилась, зато зона ответственности увеличилась.

— Гостиницу «Кавказ» взяли? — поинтересовался Юра, прикуривая новую сигарету от окурка.

— Кто ее брать будет? Оттуда тоже взяли батальон десантников и кинули на Ханкалу.

— Они что там, хотят, чтобы мы одни с духами воевали?

— Неплохо устроились! Мне нравится!

— Ладно, мужики, не берите в голову. Идите отдыхайте. Я скажу, чтобы вас не трогали. Отсыпайтесь. А завтра поговорим насчет всего остального.

— Гуманитарку не зажиль!

— Да вы что, мужики, я что, крыса?

— Пока нет, но кто знает… Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, отморозки!

— Сам такой! — закричали мы в один голос в темноту вслед Сереге.

— Что думаешь, Слава, по этому поводу? — спросил Юрка, когда мы пошли в кунг.

— Ничего я не думаю. Лишь бы под трибунал не угодить, как дезертиру. Вот о чем я думаю, — пробурчал я.

— А по поводу завтрашнего мероприятия?

— Честно?

— Конечно, честно.

— Если нас опять, как щенков, одних бросят, то в живых останется человек десять-двадцать, которых либо отправят в психушку, либо в тюрьму как дезертиров, саботажников, чтобы не болтали лишнего.

— По-моему, ты уже это говорил.

— Да, говорил, и остаюсь при своем мнении. Если нам удастся выбраться живыми и при этом не угодить в психушку, а также не сесть в тюрьму, то лучшей благодарности мне не надо. Вот и все. А ты что думаешь, Юра?

— Скорее всего, так и будет.

— Юра, ты слышишь, чтобы кто сейчас бомбил Минутку? Госбанк, Дворец долбаного Дудаева?

— Нет, не слышу.

— Вот и вновь, как перед первым штурмом. Помнишь, мы с тобой говорили?