Питались же мы в основном колбасой, окороками и другими копченостями, снятыми с вешал коптильных камер на чердаках домов, а также вареньем, маринованными грибами и другими консервами из брошенных погребов. А также курами и поросятами – но это гурманы. Я был свидетелем того, как сержант Елкин, москвич, чуть было не погиб при добывании молочного поросенка. В хлеве, в загородке, видимо, чувствуя наш приход, или голодная, очень беспокойно вела себя огромных размеров свинья с маленькими поросятами. Петька Елкин, увидев деликатес, не раздумывая, бросился через загородку за поросенком и чудом спасся от бдительной мамы. Видя, что свинья так просто поросенка не отдаст, а лишать потомство матери он пожалел, Елкин нашел навозные вилы и ими выбросил поросенка за перегородку. Подняв за задние ноги, он выстрелил ему в голову. И в это время прозвучала команда «По машинам!». Непотрошеный и непаленый поросенок был спрятан в машине и на следующем привале выброшен – поросенок протух.
Передислокация войск всегда держалась в «большой тайне», и, как правило, офицеры и солдаты задолго до прибытия на место узнавали, куда перебрасывают дивизию. Вот и теперь, не успели выехать из Альтдама, как прошел слух, что нас перебрасывают в район Франкфурта. Но на этот раз версия не подтвердилась. Пройдя километров семьдесят в южном направлении, повернули строго на запад, по направлению на город Эберсвальде.
К Одеру подошли ночью. Дивизия встала на позиции сменяемой нами другой дивизии. Батареи готовили новые огневые позиции, а управление дивизиона заняло оборудованные предшественниками наблюдательные пункты. НП командира дивизиона и командира 2-й батареи находился на гребне небольшой возвышенности, полого спускавшейся к реке и к огневым позициям. Слева река круто огибала наш левый фланг. Перед нами и далеко вправо было видно прямое русло Одера.
На западном берегу, прямо перед нами, была видна сильно разрушенная деревня Альткюстринхен, вытянувшаяся улицей вдоль берега реки. Правее деревни был виден мост через реку, упирающийся своим западным концом в ее северную окраину, а слева от деревни до старицы Одера простирался луг. Сама старица, уходящая от нашего левого фланга на северо-запад под углом 45 градусов, с наблюдательного пункта не просматривалась.
Первые сутки взвод был занят привязкой боевых порядков дивизиона и подготовкой данных для стрельбы по площадям и заградительным огням, а затем мы перешли на наблюдательный пункт командира дивизии и приступили к изучению переднего края обороны противника. Погода стояла летняя, теплая, солнечная. Наблюдательный пункт был построен не на склоне высоты, обращенной в сторону противника, как полагалось по науке, а на самой вершине. Таким образом, он должен был просматриваться со стороны противника, проектируясь на линии горизонта своей возвышающейся частью, но зато его тыловая часть была скрыта от его наблюдателей, что нас и устраивало.
Артиллерийско-минометный огонь противник вел редко, да и то только по переднему краю. Самолеты тоже нас не беспокоили, и мы позволяли себе устраивать отдых под весенним солнцем. Двое наблюдателей постоянно, не отрываясь, находились у стереотрубы, а остальные: командир батареи (командир дивизиона обычно находился в штабе), разведчики и связисты – лежали на лужайке у хода сообщения. Даже дежурный связист с телефонным аппаратом выбирался из укрытия на солнце. Переселилась с огневой на наблюдательный пункт и санинструктор батареи Оля. Никогда не унывающая, всегда с улыбкой на лице, она сразу изменила климат в нашей мужской среде. Вместо грубостей появились смех и шутки. Надо заметить, что Оле приходилось выслушивать очень много довольно оскорбительного, но она, со своим характером, все превращала в шутку, и все кончалось миром. Вот и теперь разговоры довольно быстро перешли на тему девственности Оли.
Я уже касался этого вопроса. Все, кто служил рядом с Олей, знали, что она всегда вела себя на равных среди мужчин. Одни за эту непринужденную манеру в разговорах и поведении считали ее развращенной девушкой, другие же, имеющие больший жизненный опыт, наоборот, ценили ее, как исключение среди других фронтовых девушек.
Вот и здесь опять кто-то перевел разговор на ту же тему, спросив, скольких из своих сослуживцев по пути, пройденному от Полесья до Одера, Оля удовлетворила. Ничуть не смутившись, она сказала: «Зачем вы об этом спрашиваете меня? Вы здесь элита батареи – разведчики и офицеры. Кто-то из вас должен был бы быть у меня первым. Так скажите сами, кто из вас мною обладал?» Все молчали в ожидании, что кто-то признается, что он был счастливчиком.
– Что, нет таких? Так вот, я вам сейчас докажу, что я девственница!
– Оля, как ты будешь доказывать? Нас здесь восемь человек, – сказал командир батареи капитан Бондарев.
– Ну зачем же я буду всем вам доказывать? Я думаю, что вы только мне не доверяете. Себе-то вы сами, мужики, можете поверить? Доверяете вы своему командиру? Нет возражений? Вот и хорошо. Пойдем, командир, в землянку.