Я дрался на Т-34

Лично я не считаю такой срок нереальным. В экипажах встречались опытные танкисты, начинавшие воевать еще на Дону или под Прохоровкой и оставшиеся живы и здоровы. Таких было немного, в нашем батальоне всего 3–4 человека в экипажах, например, механик Дмитрий Мазунин, воевавший с Курской дуги, или стрелок-радист Рома Шахнович, уже горевший в танке раз пять, в первый раз еще под Сталинградом. Мы, «зеленые» новички, с огромным уважением смотрели на этих ветеранов бригады, на многочисленные ордена и медали на их гимнастерках, и верили, что, может, и нас, вот как их, судьба сохранит в грядущих боях… Но когда мы были в учебном запасном УТП, то постоянно слышали от старых танкистов проникновенные карканья: «Все, на хер, скоро сгорите!» Или: «Тридцатьчетверка – это железный гроб с музыкой, молитесь своим богам, вам все равно всем крышка!» Подобные «рекомендации» давили на психику, но когда ты молодой, то веришь, что все обойдется, и думаешь, что почему-то именно тебя смерть обойдет стороной. У нас был в батальоне разведчик-танкодесантник, по прозвищу Коля – шахтер, парень с 1922 года рождения. В каких только переделках и передрягах он ни побывал, но из любого боя выходил живым. Воюя с 1941 года, он не был ни разу ранен! Везение запредельное, за гранью реальности. Я его как-то спросил: «Шахтер, ты что, заговоренный от смерти?» Коля тихо мне ответил: «Я каждый день молюсь» и показал нательный крест…

Надо еще принять во внимание следующий фактор. Наша бригада была не фронтового подчинения, а входила в состав 25-го отдельного танкового корпуса, который придавался танковой армии. Корпус идет в прорыв, потеряет в боях почти все танки, потом его выводят в тыл, на переформировку, а это месяц-другой передышки. Правда, мне на переформировке довелось побывать только один раз, а в остальных случаях меня ранило еще до того, как бригаду выводили из боев.

– Какой из Ваших первых боев Вам наиболее запомнился?

– Атака на город Каменка. Приказали ночью переправиться через реку Буг по броду, найденному разведчиками и саперами и отмеченному вешками, и в 3.00 начать выход на исходные позиции, а далее, по сигналу ракеты, начать атаку.

Но немцы не дураки, «лаптем щи не хлебали», они за ночь накатали ложную дорогу к реке, поставили другие знаки, а наши саперы в темноте не проверили, куда идут танки. Наш первый танк только подошел к ложному броду, заехал в воду и сразу стал тонуть. Двое танкистов успели выскочить, их сразу застрелили из пулемета, и немцы радостно нам орали с высокого берега: «Иван! Куп-куп!»

Атаку отложили. На следующий день наш танк пошел через реку под другому броду, но механик Михалев заехал в брод на 2-й передаче, и танк застрял прямо на середине реки. Он хотел переключить передачу на первую, и двигатель заглох, нас стало затягивать еще глубже в реку. Пытались завести мотор, но эти попытки ни к чему не привели, танк лишь все глубже уходил в илистое дно реки. Командир танка Борисов обматерил Михалева и вызвал по рации тягач. А Михалев ни в чем не виноват, он был неопытный, и никто ему не объяснил, как на танке преодолевать мелкую водную преграду.

Сидим, ждем тягача. Немцев на правом берегу нет, но слышна стрельба неподалеку. Пришел тягач. Тянул, надрывался, тужился и пыхтел, но вытащить нас не смог.