Я дрался в Новороссии!

Вторую комнату упавший шкаф разделил пополам. Не видя, что за ним, она в отчаянии ринулась туда. Снова какие-то  обломки и осколки, от не осевшей пыли было тяжело дышать.

-Ну что ж ты кричишь так? Тут я. 

Она кинулась к посеченной осколками двери в кладовую. Слезы радости обожгли лицо, когда она увидела, что старушка практически не пострадала.

-Слава Богу, вы были здесь! Я боялась, что вы не успели спрятаться! Я подумала.... Как Вы? - она плакала, но это уже были слезы облегчения.

- Ногу вот подвернула только, встать не могу. Ну чего ж ты ревешь, дурочка?- Клавдия Николаевна гладила уставшей рукой голову обнимающей ее женщины.  - Никуда я не пряталась. Это ты со своими крупами мне жизнь спасла. Только я зашла их в кладовке оставить, тут и рвануло. Да так удачно, что дверь сама и закрылась.  И что бы я без тебя делала?

- Я думала, я боялась... -  . Помогая подняться старушке, она с ужасом снова оглядела квартиру - У вас ведь теперь ничего не осталось.

- Глупости, дочка. У меня осталась главное. У меня есть надежда. Спасибо тебе, Наденька!

Андрей Кокоулин

Украинские хроники. Ян

рассказ

Когда на окраине поселка заухало, заворчало, и под домом заворочалась земля, вызывая противное дребезжание стекол, Ян сразу понял, что это.

Это - война.

Бросив рисовать, он побежал на кухню.

- Баб Надя, это война?

- Война, внучок.

Баба Надя доставала из ящика стола свечи и спички и торопливо увязывала их в сложенный узелком платок. Седой пук волос у нее на затылке дергался будто в припадке.

Бумкнуло где-то рядом, наверное, за магазином, потому что пыхнувший вверх черный дым над магазинной крышей стал виден из их окна. Что-то разбилось в комнате.

- Янчик, ты собирайся, - сказала баба Надя, подставляя под кран пластиковую бутыль. - Бери все нужное, и пойдем.

Лицо у нее было белое и тряслось.

Струйка воды текла еле-еле, и бутыль наполнялась медленно.

- Это фашисты? - спросил Ян.

- Они самые.

За окном свистнуло, как Васька Сумский, когда чему-то удивлялся - фиу-у-у. Дом дрогнул, принимая на себя осколки и куски асфальта. Ян подумал, что дом ранен.

Баба Надя охнула.

- Быстрей, Янчик! Чтоб они здохли!

Ян побежал в свою комнатку. Под сандалетами захрустело стекло, ветер теребил и раскачивал тюлевые занавески.

Ян схватил альбом, шариковую ручку и фломастеры.

- Давай, Янчик!

Янова ладошка нашла теплую бабкину ладонь, и они выскочили на лестничную площадку, а затем по ступенькам устремились вниз. Дверь в квартиру так и осталась открытой.

Чтобы попасть в подвал надо было обежать дом с торца. Всюду лежали ветки. Впереди какой-то мальчишка, постарше Яна, несся через дорогу. Наверное, спешил в свое бомбоубежище, где семья.

- Сюда! Сюда! - кричали из-за угла.

Магазин задымил сильнее, сбоку плеснули языки пламени.

- Что делают! - простонала баба Надя. - По людям, по людям-то зачем?

Они почти добрались до подвала (бабе Наде пришлось едва не нести Яна по воздуху), когда метрах в двадцати брызгами рванул тротуар.

Предваряющего свиста Ян не услышал.

Баба Надя успела закрыть его собой, и что-то раскровянило ей щеку. Она осела кулем. Из собранной сумки просыпались леденцы в радужных фантиках.

В следующий момент застывшего столбиком Яна сильные руки затащили в подвальную тьму, ощупали, огладили лоб.

- Жив?

Он кивнул, прижимая к животу альбом.

Хрипящую бабу Надю затащили следом, кто-то спрыгнул еще, стукнула жестяная дверь, отрезая хмурый дневной свет. Зажглись экранчики телефонов, из глубины подвала приплыл свечной огонек.

- Сюда ее, сюда! - зашипел кто-то.

Бабу Надю проволокли за осветившуюся пятном кирпичную кладку. Чувствуя страшное, Ян заплакал. Ступеньки после бабы Нади темнели красным.

- Не плачь, ты же мужчина. Ты сильный.

Какая-то женщина взяла Яна за руку и повела его во вздохи и негромкие голоса. Противная пыль летела с потолка за шиворот рубашки.

Они обогнули связку труб, обмотанных чем-то мохнатым, грязно-желтым, и очутились в небольшом помещении со сложенными из ящиков и досок скамейками, с матрасами, наваленными к стенам, и дощатым столом в центре, на котором стоял радиоприемник с подсвеченной шкалой настройки. Приемник тихо шипел.

Везде лежали или сидели люди. Между ними поблескивало стекло банок. Кто-то кашлял, кто-то кутался в плед. Дети здесь тоже были. Ян заметил девочку, спящую на коленях у мамы, а также совсем маленького мальчика, грудничка, ворочающегося в коляске.

На столе и в стенных выемках горели свечи.

- Тебя как зовут?

Женщина развернула его к себе. Она была некрасивая, лохматая и больше походила на Бабу Ягу из сказок, только лет на сто моложе, но Ян ей все же ответил:

- Меня зовут Ян. Мне пять лет.

- Это у тебя альбом?

Ян кивнул.

- Садись вон туда, в уголок. Бабушку твою ранило.

Ян кивнул снова и закусил губу. Перешагивая через чьи-то вещи, он забрался на ворох фуфаек, слабо пахнущих сыростью. Полная женщина, оказавшаяся рядом, подвинулась, давая ему больше пространства.

- Будешь рисовать? - спросила она.

- Да, - сказал Ян, опустив альбом на колени.

- А родители твои где?

- Мой папа - в ополчении!