После квартировавшего в здании территориального батальона остались тряпки, бутылки, гора пакетов то ли из-под еды, то ли из-под какой-то медицинской дряни и стойкий запах дерьма. В полутьме, наступив на пластиковую, громко кракнувшую поллитровку, Круглов чуть не упал. У стен по нужному рукаву коридора лежали щепки, гильзы, крошево штукатурки.
- Разрешите?
Он просунул голову в дверь с выбитым напрочь замком.
- Что? - очнулся лысоватый, худой мужчина в камуфлированных штанах и свитере, скрючившийся под светом лампы на табурете. - Вы ко мне?
Он подслеповато сощурился, трехпалой культей опираясь на заваленный бумагами стол.
- Я - Круглов, - сказал Круглов. - Мне бы устроиться на ночлег.
- Ах, да, - кивнул мужчина, привстав, - это действительно ко мне. Луцкий, Иван Сергеевич.
- Круглов.
Они пожали друг другу руки.
- Что ж, - Иван Сергеевич опустил колпак лампы, осветив лежащую на столе карту Ждановки, испещренную пометками. - Сейчас многие дома пустуют, часть разграблена, отопления нет. Разве что центр...
- Нет-нет, - Круглов подошел к столу, - мне бы частный сектор.
- Там, конечно, люди готовы принять...
Круглов провел ладонью над картой. Пальцы кольнуло.
- Вот здесь.
Луцкий приблизил лицо к указанной точке.
- Я бы не советовал. Это Таранькиных дом.
- И что?
Луцкий помялся.
- Маринка - баба беспутая, - нехотя произнес он. - И майданутая на всю голову. У нас пол-Ждановки таких. Вроде и видели, что здесь террбатовцы творили, а все равно... Расползлись по хатам, шипят... Маринку вроде и трезвой не видели.
Круглов улыбнулся.
- Ну, не отравит же?
- С нее станется, - вздохнул Иван Сергеевич. - Так что?
Он занес оттиск над клочком бумаги.
- Давай, - махнул рукой Круглов.
Печать шлепнулась на листок, оставляя фиолетовое пятно.
- Ей потом по этой бумажке помощь выделят, - сказал Луцкий, что-то дописывая. - Так что ты ей отдай. Может, одумается баба. Дорогу найдешь?
- Да я вон по карте вижу.
- Вот здесь, - показал культей Иван Сергеевич, - двух домов нет - сожгли. Покороче будет, если напрямки. Только все же чего тебе к ней-то? Родственница?
Круглов перебросил рюкзак с плеча на плечо.
- Да нет. Посмотреть хочу.
- Ну, посмотри-посмотри.
Выйдя из поссовета, Круглов легко спустился с крыльца и зашагал по разбитому асфальту в частный сектор.
Фонари не горели. В окнах домов чудились тени, но люди там двигались, или это был зрительный обман, Круглов сказать не мог.
Война, выбитая из поселка, не ушла насовсем - то чернела обгоревшим остовом грузового автомобиля, то белела стащенными в кювет бетонными балками, то звенела вылетающими из-под подошв гильзами. Тишина, необычная для жилого места, тоже была ее заслугой - Круглов не слышал ни собачьего лая, ни бормотания телевизора или радио.
Чем ближе он подходил к нужному дому, тем сильнее покалывало пальцы. У самого забора он их даже сжал и держал сжатыми, пока сетчатый забор не оборвался сваренной из стальных уголков калиткой.
Сдвинув шпингалет, Круглов оказался во дворе, неряшливом, неухоженном, со снегом, лежащим на грядках, и разваленной поленницей. Макушка задела провисшую бельевую веревку. Прищепки заколыхались на ней.
Дом был темен. Круглов, привстав на носки, стукнул костяшками пальцев в окно.
- Хозяйка!
Изнутри к стеклу, помедлив, приблизился огонек.
Осветилось женское лицо, вязаная кофта с воротом. Стукнула форточка.
- Чего вам? Вы кто?
- Мне сказали, вы принимаете на ночлег.
- Вы с бумажкой или без?
- Да, мне дали.
- Сейчас.
Круглов уловил шаги, затем звякнул запор, и женщина возникла в дверном проеме, скрестив руки на худой груди. Свеча, поставленная сбоку, слабо освещала ее плечо.
- Квиток дайте, - сказала она.
В голосе ее сквозило непонятное напряжение.
- Пожалуйста, - Круглов протянул клочок бумаги, выданный Луцким.
Листок был выхвачен, словно это была крупная купюра.
Женщина отвернулась к свече, сгорбилась по-старушечьи, жадно разглядывая подписи и печать.
- Заходите, - спрятав бумажку в вырез кофты, посторонилась она. - В дверь направо.
- Спасибо.
Круглов вошел в едва разбавленную мерцающим светом темноту. Дом пах сыростью и гнилью, из глубины тянуло навозом. Скрипучие половицы прогибались под ногами.
Дверь в жилые комнаты была приоткрыта, из нее выглядывал мальчишка лет шести, большеголовый, белобрысый, в камуфляжной курточке и носках.
- Вы, дядя, к нам?
- К нам, к нам, - сказала женщина.
Она толкнула дверь через плечо Круглова.
Внутри было нищенски-пусто. Безнадежно. Стол. Лавки. Голые полы. Застеленная драным пледом кровать. Такое Круглов видел в деревнях в девяностые. И то не во всех.
В горле набух ком.
Круглов шагнул, Круглов окунулся, неосознанно стараясь держать голову выше. Словно чтобы не нахлебаться этого всего.
- Мне куда?
- Сюда.
Женщина проводила его во вторую комнатку, узкую, с кроватью, окном и шкафом без створок. Стену с порыжелыми обоями украшали цветные, вырезанные из журналов и газет фотографии: президент на трибуне, президент среди солдат, президент кому-то грозит, вскинув кулак. Наверное, в адрес России.
- Чаем угостите?