Я дрался в Новороссии!

Город-герой. Комендантский час. Кот на светофоре терпеливо ждет зеленого света, но моргает тревожный желтый. Надо посмотреть на обратном пути - дождался или нарушил? Где-то стреляют, но без задора, для порядка. За въездным блок-постом у карандашной фабрики горит ополченческая "Газель". Попали под обстрел разведгруппы, врезались в столб, ушатали авто. Стоим, погасив фары, любуемся на буйство пламени, чихаем от запаха горелой резины.Ближе не подходим - разведгруппа, похоже еще не ушла и снайпер ждет любопытных. Из темноты выныривает подземный обитатель этих мест, шахт, штреков и копанок - бородатый гном. Гном боевой, увешан оружием с ног до головы. Дружелюбен. На вопрос товарища: "А можно сходить снять "Газель"? Отвечает вопросом - "Ты чо, экстремал?". Из уст Моторолы это звучит, как описание подвига в представлении к ордену. Тихонечко сдаем назад, фонарь заднего хода предательски светит, как паровозный прожектор. Адреналина мало, ломает пока. Едем дальше. Пустые улицы во тьме чужие, объезжаешь неряшливые баррикады по известным тебе тропам, вдоль домов. Света нет, но баррикады хорошо видны - белые мешки с песком светятся грудами рафинада, несъедобными сахарными замками из витрин дорогих кондитерских лавок. Иногда приходится вылезать и оттаскивать в сторону покрышки или доски с гвоздями. Фары выключил, но зато включил аварийку - чтобы свои не влупили. Правда, теперь чужие влупят безошибочно. И непонятно что лучше. Вы не знаете, случайно? Чужие уже лазают по окраинам, просят у местных писанные матрасики - земля еще не прогрелась толком в лесопосадках. Цистит "воинам света" не к лицу. Днем пришлось бежать с уютной дачи в Славкурорте. Приехали отдохнуть и постираться, а вымерший курорт напугал. Качались на качелях, нюхали первые цветки с клумб, ждали, когда первое солнышко просушит портки и исподнее. Потом стрельнули одиночными, но десять раз. В храме у озера ударили в набат. Через щель в заборе видели, как мимо прошли два мужика в черных нарядах магазинных охранников. Правда, с автоматами прижатыми подмышками - чтобы не рисовались на силуэтах. Кидали влажное барахло в багажник не глядя, шепотом заводили машину, ласково закрывали ворота и прочь, прочь из этих расслабленных курортов в деловой и собранный город, пустой, как детская библиотека в Новогоднюю ночь.

К ночи нашлись дела для журналистского патруля. Едешь ты не просто так, а перепроверяешь какой-то важный порожняк. На ночь глядя. Что ни будь этакое... тебе рассказали знакомые фуфлогоны с баррикады, попивающие чаек из закопченного чайника. Например, рассказали порожняк о сожженном правосеками ДК Железнодорожника в котором завтра будет референдум. Или уже не будет? Сейчас посмотрим. Местные жители поснимали все таблички с домов, чтобы врагам было сложно ориентироваться. Поэтому ты постоянно останавливаешься, спрашиваешь у каких-то темных теней дорогу. Тени несут какую-то явную ху...ню, про просочившихся в город бойцов нацгвардии, недавнем яростном, но беззвучном бое на ЖД вокзале и т.д. Пугают тебя. Они не знают, что ты за 11 лет ни одной войны не пропустил, и мог бы сам тут навести такую тень на плетень...рассказать им о жизни после смерти и как правильно обретать экзистенцию. Но ты тоже забываешь про этот факт биографии под воздействием их заразного смятения. Слушаешь, киваешь. В темноте не видно как в твоих зеленых глазах колотыми алмазами искрится смех.

Попутных машин нет, и встречных тоже. Это очень плохо, для тех, кто понимает. Чуть поджавшись в кресле, едешь по безмолвным темным улицам дальше, весь такой напряженный и внимательный. Едешь и все замечаешь, все неработающие светофоры и все повороты... и тут Х...ЯК! из кустов тебе под колеса прыгает бабка! А на следующем ложно-пустом перекрестке - дедка! Ты пытаешься сдать назад - и каким-то чудом, в последнюю секунду, видишь в зеркальце, в призрачных отсветах стопов, местного огольца на трехколесном велосипеде! Он проезжает мимо в сантиметре от заднего бампера и глядит в небо на медленно летящую красную трассирующую пульку. В стороне что-то начинает херачить все сильнее и взлетают зеленые ракеты. А потом тихо. Пять минут, десять. Сидишь в машине как дурак, пучишь глаза во тьму, пока она не становится какой-то белесой. В формалиновом киселе уже плавают пресмыкаясь ужасы будущего. Ты разворачиваешься, но не до конца совершаешь плавное движение по окружности - через перекресток бежит тетка и метит прямо тебе под колеса. ААААА!

И ты едешь в гостиницу и там долго пьешь чай, а потом куришь, постелив диванную подушку на балконе. Тишина, в соседнем дворе кашляет кошка. Чуть дальше, на пределе слышимости - квакают жабы. Небо оккупировано "соколами Коломойского", у каждого жало толщиной с карандаш. Бьют в плоть беззвучно, как хороший кладбищенский плотник в край гробовой крышки забивает гвоздь по шляпку с одного скупого удара в котором и мощь и глазомер и профессиональное презрение к смерти. Имеют начатки интеллекта, днем, за минуту до артобстрела прячутся под кровать.