Наступил последний день семестра, чему я был очень рад. Потому что я был по-прежнему напуган. Враждебность, которую я чувствовал вокруг себя, я пытался объяснить тем, что всегда хочется найти виноватого. Исчезновение Джорджа потрясло всю школу, и я, как директор, стал очевидной мишенью для их ярости, боли и тревог. Я надеялся, что к началу летнего семестра время залечит раны, и эта надежда помогала мне держаться. Каждое утро в девять тридцать мне звонили из полиции, сообщали о ходе расследования по делу Джорджа. Говорились одни и те же три слова: «Новых сведений нет». Я поддерживал связь с Тилбери, просто из сочувствия их переживаниям. Самым тяжелым было ожидание. Иногда мне казалось, что любые новости, даже самые плохие, принесут облегчение. Я отменил все празднования по случаю окончания семестра. Никто не роптал. Я рассчитывал, что занятия мы закончим строго и с достоинством.
И тут упала бомба. Впрочем, как я потом выяснил, падала она довольно долго. Была среда, я у себя в кабинете ждал обычного звонка из полиции. Но телефон не звонил. В десять утра я хотел сам позвонить в участок, позвать к телефону инспектора Уилкинса, который меня ежедневно информировал. Потом решил подождать до полудня, но он так и не объявился.
Так что я позвонил ему по прямому номеру. Ответил женский голос.
— Могу я поговорить с инспектором Уилкинсом? — спросил я.
— Кто его спрашивает?
— Сэр Альфред Дрейфус, — ответил я.
Это имя она должна была узнать. Последовала пауза. Довольно долгая, я слышал, как шуршат бумаги. Наконец женщина снова взяла трубку.
— К сожалению, его нет, и я не знаю, когда он вернется.
Я положил трубку. Мне было не по себе. У меня возникло ощущение, что инспектор Уилкинс никуда не уходил, что он сидит за своим столом и жестом просит помощницу сказать, что его нет. Я почувствовал себя ни в чем не повинным оленем, который, услышав внутренним слухом шелест листьев и лязганье затвора, бежит спасать жизнь в чащу леса. И я кинулся домой, в свое надежное прибежище. Во всяком случае, я считал его таковым. Потому что новости, ожидавшие меня там, только усилили мои страхи. Мы с Люси сели обедать.
— Есть новости? — спросила она.
— Никаких, — сказал я. — Все то же. «Новых сведений нет».
Я солгал ей, потому что не хотел показывать своего беспокойства. Мы еще не закончили есть, когда пришла Клара, наша уборщица. По средам она всегда приходила позже. В среду утром была ее очередь готовить обеды для престарелых. Она была очень взволнована.
— Вы что-нибудь слышали? — спросила она, давая понять, что у нее-то информация есть.
— Ничего, — ответила Люси. — Никаких новых сведений.
— По деревне ходят слухи. Говорят, тело нашли.
— Господи! — воскликнул я. — Где? Это Джордж?
— Не знаю, — сказала Клара. — Больше я ничего не слышала. Я пробовала порасспрашивать, но никто ничего не знает. Видно, просто слух.
Я подумал, уж не связан ли этот слух с тем, что мне не дали ежедневной сводки. Вскоре после обеда я вернулся в школу, держал ухо востро, но слух, похоже, до нас не докатился. Остаток дня я просидел у телефона, надеясь, что инспектор Уилкинс позвонит, и одновременно надеясь, что не позвонит. В шесть часов я пошел домой. Дети уже вернулись из школы, Люси готовила ужин. Я заметил, что стол накрыт на пятерых. И снова затрепетал. Меня пугало все, что выбивалось из обычного распорядка. Только я собрался спросить Люси, кто этот пятый, как в кухню вошел Мэтью.
— Ну, как сюрприз? — сказал он. — У меня образовалось несколько свободных дней, вот я и приехал. Сьюзен с детьми приедет в субботу.
Я, естественно, как всегда, был рад его видеть, но мне померещилось что-то зловещее в том, на какое время пришелся его приезд. Почему-то в его порыве мне почудилось желание заранее оказать мне поддержку, и я задумался о том, зачем бы она мне понадобилась.
— Есть новости? — спросил Мэтью.
— Никаких, — ответил я.
О слухах упомянула Люси, я только сказал, что совершенно в них не верю. В деревне ходили сплетни, и сплетников хватало, они, видно, устали от отсутствия новостей, вот и придумывали их сами. Мэтью предложил сходить перед ужином в паб, пропустить по стаканчику.
— Может, еще какие-нибудь сплетни узнаем, — сказал он.
Я идти опасался. У меня было чувство, что, показавшись в публичном месте, я выставляю себя на линию огня. Почему — не знаю. У меня не имелось совершенно никаких причин чувствовать себя обвиняемым. Даже думать так было нелепо. Но я не решился поделиться своими страхами с Мэтью. Я и себе-то в них не смел признаться. Так что я согласился сходить выпить перед ужином. Я даже почти надеялся, что сплетни окажутся правдой, что нашли тело, прости меня, Господи, именно Джорджа Тилбери и полиция сможет отыскать убийцу.