Я дышу, и значит – я люблю

           Открытые двери          Больниц, жандармерий —          Предельно натянута нить, —          Французские бесы —          Большие балбесы,          Но тоже умеют кружить.Я где-то точно – наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: «Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!» —Таскал по русским кабакам,Где – венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —

Но это был – французский бес:Он не любил природу.Мы – как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.А друг мой – гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.

А то, что друг мой сотворил, —От Бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.Пить – наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась – и понеслась, —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.

Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами – под танки,Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль,По горло в нас печали.Уж влага из ушей лилась —Все чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогахСтрелял из пистолета.

Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Все в этой жизни – суета,Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.          Распахнуты двери          Больниц, жандармерий —          Предельно натянута нить, —          Французские бесы —          Такие балбесы! —          Но тоже умеют кружить.1978

О конце войны