Я её похищаю

Ничего не соображая, я сдёрнул с неё пижамные штаны вместе с трусиками. Задрал майку до шеи и принялся целовать грудь, затвердевшие соски. Запах её просачивался в меня, наполнял.

— Дениска… — она потянула меня вверх. – Господи, Денис…

Поцеловала сама, но отдавать ей это право я не собирался. Как бы там ни было, это она ушла тогда. Она испугалась, она не рассказала мне, так что… Так что нет.

— Что бы ни случилось, слышишь, — я обхватил её голову, собрал волосы на затылке. – Что бы ни случилось, ты должна говорить об этом мне, ясно? – снова я смотрел на неё.

Жажда овладеть ею была невыносимой, но мне нужно было знать, что она услышала меня.

Почувствовал, как она коснулась моей татуировки и с рыком повторил:

— Тебе ясно?! Никогда не пытайся решить ничего сама! Никогда, Аврора.

— Обещаю тебе, — выдохнула она.

Одним движением я взял её. В этой тёмной палате на больничной койке я брал её, будто в первый раз. И понимал, что никогда не смогу привыкнуть. Матёрый волк нашёл свою волчицу…

— Люблю тебя, — с очередным толчком, вгоняя себя в неё, вырывая нас из прошлого, чувствуя её движения навстречу.

— И я тебя, — эхом отозвалась она. – Люблю… — выдох. – Денис…

Осатаневший от бьющих по нервам чувств, вечно голодный до неё, я закинул её ногу себе на бедро. Она тут же обхватила меня. Кожа её была влажной, и я, вгоняя себя в неё, готов был возненавидеть себя за слабость, за невозможность устоять. На лбу её выступила испарина, дыхание было тяжёлым, но я чувствовал, что эта ночь, эта наша несдержанность нужна ей ничуть не меньше, чем мне. Торжество жизни над страхом, над разочарованиями, над самой смертью.

— Роди мне сына, — стиснул я её ладонь. Толчок, её стон. – Аврора…

— Сына? – со стоном, на выдохе. – Сына, — прогнулась в спине.

— И дочь… — прижал ладонь к матрасу.

— И дочь, — отозвалась она. Снова застонала. – Да, Денис… Да…

Тело её охватила дрожь, дыхание стало ещё чаще. Я знал, как это бывает. Помнил, какой она бывает для меня в моменты наслаждения. Самая прекрасная. Моя девочка из сказки… Едва сдерживаясь, я ждал её, готовый сорваться вслед в любой момент. Её ладонь в моей, дыхание по губам…

Вскрикнув, она задрожала сильнее, плоть её сокращалась вокруг меня, доводя до грани. Одно движение, ещё одно…

— Сына, — просипел, прижимаясь к ней.

— И дочь, — отозвалась она со стоном. Мягко провела по волосам, облизнула припухшие губы.

Дыхание её было неровным, как и моё, кожа влажной. Я уткнулся носом в её шею и почувствовал бешеное биение пульса. Прижался губами к вене, потихоньку прикусил, прошёлся языком. Втянул носом её запах. Сын… Снова упёрся ладонью в матрас и посмотрел на неё сверху вниз. Смотрел долго, несмотря на ночь видя её так ясно, будто в палате горел свет. Каждую её черту помнил наизусть. Каждый оттенок взгляда, блеск волос, улыбки: то едва заметные, смущённые, то солнечные.

— Обещаю тебе, что буду хорошим отцом, — сказал как никогда серьёзно, мысленно поклявшись, что так оно и будет. Для своего сына я сделаю всё. Для сына и для дочери. Для каждого ребёнка, что она подарит мне. Наизнанку вывернусь, но сделаю.

— Я знаю, — она, казалось, действительно не сомневалась в этом. Касания её были всё такими же нежными, размеренными.  – Я знаю, Денис. Знаю.

20

Аврора

— Скоро придёт ваш врач, — закрепив капельницу на штативе, сообщила заступившая на дежурство медсестра.

Ничего другого, кроме как поблагодарить её, мне не оставалось. Ночь, проведённая в тишине возле Дениса, была для меня куда лучшим лекарством, чем любое из тех, что мне могли предложить здесь. Слабость не прошла, но мне казалось, что за спиной у меня раскрылись крылья. Те самые крылья, что, как мне казалось, я потеряла навсегда.

Стоило медсестре выйти, Денис провёл ладонью по и без того взъерошенным волосам, повёл плечами, разминая мышцы и поморщился.

— Во сколько у них тут завтрак? – спросил он с недовольством.

Руки его были покрыты ссадинами, на рёбрах темнело несколько кровоподтёков. Только что он вышел из ванной и теперь стоял, опираясь ладонью о косяк. Я невольно засмотрелась на него: босого, обнажённого по пояс. Пуговица его джинсов была расстёгнута, тёмная дорожка волос, убегающая под них, так и манила дотронуться до его живота, провести кончиками пальцев.

— Понятия не имею, — ответила честно.

Уголок его рта дёрнулся. Процедив себе под нос что-то грубое и не особо разборчивое, он вернулся в ванную и вышел уже с перекинутым через шею полотенцем.

— Ты куда?

«Привязанная» к капельнице, я поднялась с постели и взялась за штатив.

Денис остановился, посмотрел на меня и приказал:

— Вернись в постель. Нечего скакать, да ещё и с этой штукой. – Подошёл ко мне сам и, положив ладонь на плечо, мягко провёл до запястья. Перевернул мою руку ладонью вверх и коснулся тыльной стороны.