«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

Колль сверзился наземь, но потянул за собой ярла. Они покатились, сжимая друг друга в объятьях. Харальд знал, что в этой борьбе Колль его сильнее. Из последних сил ярл оттолкнул его и подхватил с земли секиру. Конунг же поднял свой меч левой рукой. Они кинулись друг на друга, и Колль нанес удар, который поразил пустоту. Ибо в этот миг Харальд прянул на колени и вонзил секиру в низ живота конунга. Колль сильно вздрогнул, хотел достать ярла мечом, но повалился, как истукан. Кровь струилась из конунга ключом, и с ней уходила его непомерная сила. Харальд припал к нему и поднял его голову. Он видел, как бледнеет и застывает лицо Колля, но жизнь долго не покидала его могучего тела.

– Меня погубила моя же гордыня, – простонал конунг. – А ведь могли встретиться, как родичи, Харальд…

– Мы простимся как братья, Колль, – ответил растроганный ярл.

После этого Колль конунг призвал своих гридей и сказал им, что Харальд ярл одолел его в честном бою. Пусть же никто из родных – ни брат, ни сестра – не мстит за его гибель. Людям со своих кораблей он наказал быть верными ярлу, если тот возьмет их на службу. Харальда же конунг просил защитить права его малолетнего сына Торстейна. И, уже закатывая глаза, прохрипел, что если род его угаснет, он завещает власть в Согне Харальду или его потомкам.

Тут Колль Могучий впал в забытье и умер. К Харальду ярлу, по их уговору, перешли два корабля конунга. В память о поединке ярл забрал большой меч Колля и медвежью голову, которая была насажена на небольшой, но прочный шлем. Люди поздравляли его с победой, достойной зятя Харальда Боевого Зуба. Но Харальд ярл их не слышал: перед глазами все плыло, из многих ран шла кровь, и радость была омрачена печалью. Позднее Браги, ставший искусным скальдом121

и видевший этот поединок, так воспел его в своей драпе о Харальде ярле:

Конунг норгов рьяно

Ломит кости ярлу,

Славно цепом стали

След ему оставив.

Ярл владельца злата

Яро повергает,

Рогачом ран чрево

Он ему пронзает122.

«Ну, разве это не безумие, когда люди убивают друг друга, чтобы только перед смертью вспомнить о своем родстве?! Ладно бы Харальд и этот Колль желали разрешить важный спор о родовой земле или отцовском наследстве! Так нет же, один бился ради такого ненадежного дара, как девичья любовь, другой – из пустого тщеславия, которое глупцы и поэты называют честью!».

LXIV

После победы над Коллем конунгом Харальд ярл предложил его людям, сведущим в морском деле и плававшим на новых кораблях, поступить к нему на службу. Он обещал им долю в добыче, не меньшую, чем платил конунг, и содержание, достойное гридей ярла. Многие из тех, кто не имел жен и детей, решили перейти к нему. А самой большой удачей для Харальда ярла стало то, что он поладил с кормчими новых кораблей. Вальгард Рыжий, сын Сигвата с Болот, и Транд Лысый, сын Ламби Тихого, согласились послужить ярлу за тройную долю добычи в походе и двойное содержание зимой. Тогда же он дал имя своим новым кораблям. Больший корабль ярл назвал «Драконом», а тот, что поменьше, – «Змеем»123.

Харальд Суровый к Вендам велел людям Колля Могучего отвезти его тело в Согн. Он взял с них клятву передать родичам конунга и его гридям все, что произошло на острове Атлей. Затем Харальд говорил с Браги, сыном Бодди, а также Хастингом и Гримольвом, сыновьями Гранмара. Он убедил их приехать к нему в середине лета, сказав, что, верно, будет неподалеку от Харальда конунга. Их троих и всех, кто был с ним, сын Хельги обязал никому не говорить о своем поединке с Коллем конунгом. Он сказал, что призовет их в свидетели, когда придет время.

Харальд ярл не возвратился в Ютланд, а направился к Селунду, где, как он думал, находится Харальд конунг. По прибытии на остров ярл узнал, что правитель уже посылал за ним и был недоволен, когда вестники не застали его дома. Сам полководец тем временем отплыл в Сканей, где должны были сойтись его войско и флот. Харальд Суровый к Вендам последовал за ним и, сойдя на берег, известил конунга о своем подходе. Но Харальд конунг решил выказать недовольство ярлу. Он не захотел увидеться с ним, а приказал остаться при кораблях.

LXV