Я. Хочу. Тебя.

   Ну, а потом еще парк городской. Не глядя. Просто мэр заебошистый попался. Решил, что именно он хозяин здесь. Что это его территория. Исконная. Ага!

   Ни хрена.

   Если я решаю, то любая территория становится моей. Потому что. Я. Так. Решил. Других вариантов в этой жизни не бывает.

   Помню, он еще долбоебов своих послал. Когда я только отжал у этого урода его парк. Людей моих ночью попытались вырезать.

   Бойня такая началась. Что даже сам чуть не сорвался приехать.

   Но, благо, урод угомонился. Правда, люди его, причем, самые крутые, о мою охрану, слегка покалечились. Ума долбоебу хватило списать все на собак.

   Дым костра ударяет в нос намного раньше, чем дохожу до своего парка.

   Кулаки сами сжимаются.

   Кажется, мэр так и не понял, что территория для него закрыта!

   Блядь.

   Я по два раза объяснять не привык. Никому. Ничего. Никогда.

   В пальцах начинает играть привычный зуд.

   Похоже, придется сейчас по-настоящему размяться. А завтра… Завтра разомнусь иначе. Мозгами. Так, что этот гребанный отморозок вместе со всей своей командой пулей вылетит со своего теплого мягкого кресла.

   Охренеть.

   Глазам поверить не могу.

   Не наезд. Не мэр. Пацанва какая-то . Нахально устроилась на моей траве. Мясо жарит. Развлекуху себе устроили. Чуть не трахаются прямо здесь же.

   Челюсти сводит, когда смотрю, как парочка сосется у костра.

   Враз накрывает взглядом сбежавшей от меня чертовки.

   Детей трогать не буду. Вышвырнуть их за шкирки ни хрена не вопрос.

   Но что делать с бешенным стояком, который, как и на ринге, начинает вышибать мозги?

   Шлюху, что ли вызвать?

   Внутри все прямо скручивается от неприятия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

   Не привык я шлюхами пользоваться. Да и противно. Пользоваться тем, что многоразового использования. Даже пар сбросить об такое тело, в котором куча херов до тебя перебывало, противно.

   Блевать аж тянет.

   Машу рукой на молодых.

   Да.

   Привык, что все мое должно только моим быть. И женщина и территория. Не терплю, чтобы кто-то следил там, где я живу.

   Но хрен с ними. Пусть посидят. Один раз можно позволить. А завтра. Завтра разнос охране устрою по полной программе. И реально прикажу, чтобы собаки мои по территории ходили. Какого хрена кто угодно пролазить может? С каких херов я их кормлю тогда?

   Но сейчас слишком клокочет внутри.

   Если рванусь, что к детворе, что к охране, разнесу на хрен в клочья.

   Сегодняшняя ночь предполагала только бой между братьями-врагами. Но никак не гору трупов! Один уже и без того есть. Мой гелик. Так что хватит.

   А завтра…

   Завтра я найду свою чертовку!

   Весь клуб и окрестности на хрен переверну, но найду! Я своего еще никогда из рук не выпускал.

   И накажу.

   Блядь, как же сладко я буду тебя наказывать, зеленоглазка! Орать и умолять будешь!

   Но не остановлюсь. Не пожалею. Сама виновата. Нарвалась!

   Обхожу кусты и пеленой глаза накрывает.

   Ни хрена не вижу.

   Кроме…

   Кроме длинных черных волос, что разметались прямо на траве.

   И оголенных бедер, что дергаются под каким-то упырем.

   Запах. Ее запах я не спутаю ни с одним другим. Я за километры его бы услышал!

   И услышал же. Не от вида парочек меня же накрыло , как только в парк вошел! Ни хрена. Просто решил, что воспоминанием и запахом несмытым с руки прожгло.

   Рычу. Тело само дергается вперед.

   Один взмах – и мудак отлетает в сторону.

   Блядь. Она.

   Распласталась на траве. В разодранном на хрен по самое некуда платье.

   Тяжело дышит. На локти приподнимается. Смотрит на меня с ужасом, как будто перед ней ангел смерти, не иначе. И отползти, прямо так, не поднимая сладкой задницы от травы, пытается.

   Стою.

   Даже глаза прикрываю.

   Кулаки приходится сжимать и разжимать.

   Иначе, блядь, не только платье. Сейчас от обоих останутся только жалкие клочки. Ошметки.

   – Куда?!

   Перехватываю за плечо, как только чувствую, что способен видеть что-то кроме накрывшей меня красной пелены перед глазами.

   Замирает.

   Блядь.

   Ровно в самой удобной позе.

   Ее лицо как раз у моего члена.

   Жаркое дыхание девчонки лупит по нему прямо через штаны.

   И меня накрывает опять.

   Еще сильнее.

   Еще крепче.

   Только теперь уже другим…

   Блядь.

   Намотать бы сейчас ее волосы на кулак.

   Запрокинуть лицо так, чтобы прямо в глаза мне глазищами своими крышесносными сверкала.

   И вбиться прямо в полураспахнутые для меня сочные губки.

   Так вбиться, чтоб задохнулась. Захлебнулась чтоб.

   И слезы чтоб из этих распахнутых глазищ брызнули.

   Прямо мне на бедра.

   Охлаждая. Зашипели бы, наверное, о горящую кожу испаряясь.

   Обхватываю ее затылок.

   Почти прижимаю к своему рвущемуся наружу члену.

   Чувствую, как зверь рвется наружу. Никого живого не оставит. Ее так точно. Затрахаю насмерть.

   Но…

   Успеется.

   Теперь никуда не сбежит.

   Некуда ей теперь уже бежать.

   А вот чмо, что шевелиться в кустах начинает, сейчас по полной программе получит свой секс. Выебу так, что мало не покажется.

   – Сиди, где сидишь, – рычу, отрывая пальцы от ее головы.

   В слепой ярости делаю всего шаг, оказываясь рядом с ублюдком.