Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Чуть не задохнувшись и потеряв всякую смелость, я замолчал. Мой собеседник слушал меня доброжелательно. Прежде чем проводить меня до двери, он сказал, что мой проект сильно отличается от его собственного и кажется несколько амбициозным, но такая точка зрения интересна и над ней стоит поразмыслить.

Марсель Буссак и Шантийи, 1946

В душе я подумал: он, должно быть, решил, что я в себе абсолютно уверен. Больше всего меня удивило, что, придя сказать «нет», я изложил грандиозный план, который более всего походил на «да».

После нескольких дней неизвестности я узнал, что дирекция заинтересовалась моим проектом. Я был уверен, что ничего не получится, поэтому хорошая новость привела меня в замешательство. Все-таки придется в один прекрасный день объявить Люсьену Лелонгу о моем уходе к Марселю Буссаку, который был к тому же его личным другом.

В какую авантюру я ввязался!

Мадам Д… и «бабушка»

Отступать было некуда. Случай все-таки сыграл свою роль, я и представить себе не мог, что вступлю в переговоры.

Чем мы глубже обсуждали подробности нашего дела, тем разговаривать с моими партнерами становилось все сложнее.

С моей стороны несговорчивость объяснялась не моим самомнением, а надеждой избежать неизбежного. Не выдержав, я отправил телеграмму о разрыве.

И тогда я отправился к прорицательнице мадам Д…, которая предсказала возвращение моей сестры из депортации:

– Соглашайтесь! – приказала она. – Соглашайтесь!

Вы должны создать Дом моды «Кристиан Диор»! Каковы бы ни были начальные условия, завтра предложат несравнимо больше!

После такого уверенного утверждения я согласился или, вернее, смирился. Месье Файоль по телефону после моего отказа попросил некоторых объяснений, что позволило мне возобновить переговоры. Я пересилил все свои сомнения.

Мы с Буссаком легко пришли к согласию. Все разногласия, которые могли произойти между нами, такими разными, были позади.

Наконец я осмелился сообщить Лелонгу о своем уходе. Точнее, я поговорил сначала с мадам Раймондой, она первой приняла меня в этом Доме и стала моим большим другом и надежной советчицей. Я задолго предупредил ее, что веду переговоры с C.I.C., и она твердо решила уйти от Лелонга и помогать мне в этой авантюре.

С 1942 года Раймонда, с ее спокойным взглядом голубых глаз, стала для меня ангелом-хранителем. Заботясь в большей степени обо мне, а не для собственной уверенности, она попросила свою подругу узнать о будущем моего нового Дома другую ясновидящую, которая была окутана тайной и называла себя «бабушка».

Когда ей показали листок бумажки, где я нацарапал несколько ничего не значащих фраз, «бабушка» впала в настоящий транс: «Это будет нечто необыкновенное. Этот Дом произведет революцию в моде!»

Она добавила еще множество других слов, таких чудесных, что мы не хотели и не могли им поверить! Тем не менее эта гадалка подтвердила прошлое предсказание, и я собрался с силами и начал действовать.

Несмотря на обещания Лелонга, на сильную к нему привязанность, я устоял. Меня поддержали мадам Раймонда и мадам Д…! С Лелонгом мы договорились, что я сделаю еще две коллекции, чтобы дать время найти мне замену и ввести его в курс дела. Как я благодарен Лелонгу за то, что он понял меня, принял мое решение, отныне непоколебимое!

Мы расстались спокойно и по-дружески. Но моя спокойная жизнь закончилась.

Авеню Монтень, 30

На смену проблеме, как расстаться с патроном и другом, пришла другая – найти подходящий дом. В огромном Париже мне подходил лишь один, именно такой, какой я описывал Буссаку. За много лет до этого решающего разговора однажды я остановился в изумлении перед двумя небольшими прилегающими друг к другу домами на авеню Монтень, 28 и 30. Мне понравились их сдержанные пропорции, строгая элегантность, отсутствие угнетающей родословной. Мы любовались ими с моим другом, дорогим Пьером Колем[66]

, который так рано ушел от нас. Пьер, чья картинная галерея дала ему возможность разбогатеть, был первым, кто предложил финансировать Дом моды с моим именем. В тот день перед особняками-близнецами я в шутку воскликнул: «Пьер, если когда-нибудь мы осуществим твой замысел, я обоснуюсь здесь, и только здесь!»

В 1945 году нечего было и думать, что один из этих домов окажется свободным. Я обратился в агентства, которые дали мне два адреса в том же районе Елисейских Полей. Предложенные дома были раскошны: первый, на площади Франциска (в нем прежде проходили праздники знаменитой графини Бланш де Клермон-Тоннер[67]), был уже куплен мадам Манген[68]. Другой – на авеню Матиньон, огромный, ныне принадлежит моему другу Жану Дессе[69]. Эти дома не соответствовали моим амбициозным мечтаниям. Но надо было что-то решать. А я никак не мог и ругал себя за это, боясь, что отсрочка может стать фатальной.

И вдруг кто-то обронил:

«Вы ищете помещение? Сходите на авеню Монтень. Модистка, которая занимала дом номер 30, закрыла свою мастерскую». Особняк был снят в аренду. И вот, Дом моды Christian Dior был основан.