Я наблюдаю за тобой

 - Я знаю здесь каждый камень. Это, - Келда развела руками, показывая на весь фьорд, - мой второй дом.

 Торстеин, видимо, хотел что-то возразить, но тут вмешался Болдр.

 - Вы так и будете стоять и спорить – или пойдем и поищем маму?

 Келда вдруг покраснела от стыда перед мальчиком и решительно взяла его за руку, уводя от Стеина вниз по склону.

 - Конечно, идем.

 Нахмурившись, Стеин побрел следом за ними. Нет, племянника он не собирается отдавать под опеку этой нахалки. Еще чего. Не дождется.

 Вместе с тем он был удивлен. Можно сказать, приятно удивлен.

 И даже решился примирительно буркнуть грубоватым голосом:

 - Не знал, что ты тоже его любишь.

 Келда, не оборачиваясь, вскинула брови. Интересно: его – это кого? Болдра? Или фьорд?

 Наверное, Норсенг имел в виду и то, и другое.

 - А как же! – так же грубовато отозвалась она, тоже подразумевая непонятно что.

 Через несколько минут Келда чуть развернула голову и бросила через плечо:

 - Видел корабль?

 Стеин нахмурился.

 - Видел, - сказал он. – Не понравился он мне.

 Келда издала невеселый смешок и с легкой тенью издевки заметила:

 - Ну еще бы! Кому ж такой понравится? Вид у него… эээ… «немного» плачевный.

 Однако Норсенг и не думал шутить, он только еще сильнее сдвинул брови к переносице.

 - Не понравился он мне. А почему…

 Он не договорил. Закончил про себя:

 Не знаю почему… Просто не понравился…

 В доме Халворсенов воцарилась тишина, и атмосфера была какая-то… сонная. Хозяин дома и его дочь убежали очень рано, после того, как в двери постучался чем-то очень обеспокоенный Андор. Потом оказалось, что они отправились к заливу на поиски мальчика, Болдра. Фру Халворсен пошла на рынок, хоть и была очень бледна и встревожена. Фрекен Брок уехала куда-то вместе с отцом, должно быть, к тому самому герру Нансену, а молодые люди – Хэвард и этой шумный и всеми любимый Ойвинд Хёугли – умчались куда-то, пребывая в твердой решимости расследовать тайну исчезнувшей Вигдис. Роальд упросил госпожу Эидис взять с собой и Ребекку, которая соскучилась по родным местам.

 Впрочем, уговорить хозяйку дома было проще простого. Гораздо сложнее было убедить заботливую сиделку покинуть «раненого», который, к слову, давно уже не был раненым.

 - Ты выглядишь нездоровой, няня, - говорил Ребекке Роальд. – Тебе нужно пройтись, чтобы прийти в себя, я уверен. Пожалуйста, ради моего спокойствия, пойди и прогуляйся. Ты ведь не хочешь, чтобы я за тебя переживал?

 При подобных фразах он обычно улыбался своей няне, и она уже не могла ничего поделать, кроме как согласиться.

 Около часа Роальд бродил по гостиной, сцепив руки за спиной, потом наконец не выдержал и вышел во внутренний дворик через заднюю дверь, которую ему показала Эидис этим утром, перед тем, как уходить.

 Эх, была б его воля…

 Перепрыгнул бы через невысокий деревянный забор и пошел бы к фьорду. Эта нестерпимая жажда увидеть ЕГО опять, как в детстве, сжигала сердце Роальда вот уже много недель подряд и обострилась, когда он услышал слово «фьорд» из уст Хэварда, пересказавшего ему историю с Болдром.

 Все же он позволил самому себе небольшую вольность и, опершись одной рукой об ограду, с легкостью перескочил через нее. И отошел в сторону метров на десять, ступив на тропу, которая, петляя между маленьких домиков, вела одним своим концом вглубь деревни, а другим – к свободе. По тропе изредка проходили люди, и некоторые даже приветливо здоровались с приятным молодым человеком, которого раньше никогда не видели в своем тесном деревенском мирке. Стоя так и не смея ступить и шага ни в ту, ни в другую сторону, Роальд с наслаждением вдыхал холодный воздух и оглядывался по сторонам, намереваясь почти сразу же вернуться к дому…

 Вот только еще пару минут на воле…

 Он ведь провел в заточении четыре дня.

 Целых четыре дня. Так долго…

 Ведь если учесть, что в последние несколько лет они с няней почти все время путешествовали под открытым небом, эти девяносто шесть с лишним часов казались длиною с целый год.

 Нет, четыре года.

 И все-таки, будучи честным с самим собой, Роальд добросовестно направился обратно к заборчику Халворсенов, когда понял, что пришло время и было бы неправильно надолго оставлять без присмотра дом, где тебе спасли жизнь и где тебя приютили. Но тут внимание его привлекла невысокая тоненькая фигурка, приближавшаяся к нему по дороге со стороны самого бедного уголка деревни – района самых старых рыбаков и мелких ремесленников.

 Фигурка показалась ему знакомой.

 И неспроста.

 Кай весело посвистывал, засунув руки в карманы потертых брюк. Он отправлялся к доброй милой женщине, которая когда-то была подругой его матери. Женщина – тетя Грезэ – часто пекла пироги, чтобы потом продавать, но бедного старика Отто по старой памяти угощала задаром, и бывший рыбак по установившейся лет пять назад традиции примерно раз в месяц отправлял к щедрой Грезэ своего шустрого внучка, который по дороге успевал нарвать для «маминой подруги» целый букет диких цветов (конечно, если дело было не зимой).

 Неудобно было, разумеется…

 Но это ведь была идея Грезэ.