Я не могу без тебя

Доктор Гаретт Гудрих сел за столик напротив Арчибальда Маклейна. Он разложил на столе все бумаги, содержащие результаты анализов и проведенных исследований. Несмотря на предостережение доктора, Арчибальд отхлебнул из фляги чудесного напитка, не испытывая, впрочем, большого желания, скорее из чувства противоречия. Он никогда не подчинялся ничьим приказам, и если когда-нибудь это должно было произойти, то уж никак не сегодня. Потом завернул крышечку серебряной фляги и посмотрел в упор на доктора Гудриха.

Они чем-то были друг на друга похожи: примерно одного возраста, схожего телосложения, не слишком высокого роста, но статные, подтянутые.

– Ну так что? Я умру? Да?

Как обычно, Арчибальд предпочитал говорить прямо, без обиняков. Гудрих смотрел ему в лицо, испытывая странное чувство сострадания к пациенту, который мог бы быть ему братом, другом… Что бы он сам хотел услышать, окажись на его месте: лукавые слова сочувствия или жестокую правду? Он выбрал второе.

– У вас опухоль в поджелудочной железе, и она уже распространилась на лимфатические узлы и на печень.

Арчибальд испытал шок, но и глазом не моргнул. Гудрих продолжил:

– Опухоль в таком состоянии, что операция не поможет, могу вам сказать, как бы страшно это ни прозвучало, что редко бывает хуже. Чтобы облегчить ваши страдания, можно, конечно, прибегнуть к отвлекающему оперативному вмешательству или химиотерапии, но уверен, что это будет не более эффективно, чем простые анальгетики. Так вот, если вы спросите меня о вероятных сроках, отпущенных вам, то скажу прямо – ваши шансы прожить еще месяца три практически равны нулю.

Арчибальд закрыл глаза и почувствовал, что его сердце бьется в сумасшедшем ритме. По крайней мере теперь все ясно: положение хуже некуда, он должен выдержать последнюю битву, и исход ее заранее известен.

Двое мужчин молча сидели друг против друга. Гаретт Гудрих встал, подошел к стойке, взял чистый стакан и вернулся на место. Он налил и себе из фляги несколько капель золотистого виски и выпил за компанию со своим пациентом.

Сердце Арчибальда стало биться ровнее. Странно, но мрачный диагноз освободил его от страха: ожидание худшего страшнее, чем уверенность в худшем.

Страх – вот главный враг.

И так во всем.

9–

Мадемуазель Хо

Стеклянные слезыиз глаз побежали,На землю упалии музыкой стали,разбившись о камни.

Их серебряный звонв ангельский, дивныйнапев воплощен.Мишель Польнарефф

Вокзал Сен-Лазар

20 часов 10 минут

Поезд из Руана в Париж прибыл с опозданием на полчаса. Забастовка? Технические проблемы? Авария на путях? Раздраженный и усталый, Мартен не стал искать ответа. Он одним из первых выскочил из вагона. Засунув руки в карманы куртки, накинув на голову капюшон, вставив в уши спасительные наушники и врубив музыку на полную мощность, Мартен нырнул в толпу, стремясь скорее покинуть холодный и бездушный вокзальный перрон. Спускаясь по эскалатору, почувствовал, что сзади какой-то тип напирает на него. Повернулся и увидел позади себя огромного мужчину азиатской внешности, по комплекции похожего на борца сумо. Кажется, он не слишком уютно чувствовал себя в изящном итальянском костюме, в черных очках, будто только что сошел с экрана из фильма Джона Ву. Потом из-за квадратной спины сумиста вынырнула изящная фигурка с кошачьими повадками в черном объемном непромокаемом плаще. Молодая женщина с манерами великосветской дамы спустилась на ступеньку ниже, чтобы оказаться лицом к лицу с полицейским. Музыка звучала у него в ушах, но он понял по губам то, что она ему сказала:

– Добрый вечер, мистер Бомон.

Мартен снял наушники и, прищурившись, посмотрел на нее. Кого-то она ему напоминала.

– Муун-Джин-Хо, – представилась она, протягивая ему руку.

Сначала сложно выговариваемое имя не вызвало никаких ассоциаций, а потом: так это же мадемуазель Хо, Сеульская пантера!

– Мне кажется, нам есть что сказать друг другу, мсье Бомон. Впрочем, если позволите, я буду называть вас Мартен.

Он нахмурился. Какое-то время молча смотрел на протянутую руку симпатичной кореянки, прежде чем решился коснуться ее.

– Дайте мне как-нибудь знать, – попросила она, придвигаясь к нему поближе, – что вы не утратили способность разговаривать.