Читаем Я не могу без тебя полностью

Габриель остановила машину во втором ряду и даже не заглушила мотор. Она промокла под дождем. Замерзла и дрожит. Они узнают друг друга. Они устремляются навстречу друг другу. Обнимаются крепко-крепко, и их сердца бьются так часто, словно это случилось у них в первый раз и они пока еще верят в лучшее.

Потом Габриель улыбнулась и лукаво спрашивает его:

– Ну что, Мартен Бомон, ты действительно думаешь, что самый пламенный поцелуй – тот, что не состоялся?

Они опять обнимаются, их губы встречаются, дыхание соединяется, мокрые волосы переплетаются. Мартен прижимает к себе ее голову, она гладит его по щеке. Второпях они лепечут какие-то неловкие слова любви.

Она просит:

– Не уезжай! Побудь еще!

Не уезжай!

Тогда он не знал, но ничего лучше этой минуты в его жизни больше не будет. Ничего более чистого, светлого, радостного, чем сияющие зеленые глаза Габриель, блестящие от дождя в то утро, тем летом.

И ее умоляющий голос: «Не уезжай!»


Сан-Франциско

28 августа – 7 сентября 1995

Доплатив сто долларов, Мартену удалось отложить дату отъезда. Этой суммы хватило на то, чтобы остаться в Штатах на десять дней. Десять дней, ставших самыми главными в его жизни.

Они любят друг друга: в книжных лавках на улицах Беркли, где до сих пор витает богемный дух; в кинотеатре на Рид-стрит, где смотрят фильм «Покидая Лас-Вегас», но не находят в нем ничего примечательного, настолько они поглощены поцелуями и ласками; в маленьком ресторанчике перед огромным гамбургером с ананасами по-гавайски и бутылкой «Сонома».

Они любят друг друга. Дурачатся, как сумасшедшие, веселятся, как дети, бегая по пляжу, крепко держась за руки.

Они любят друг друга.

В комнате в общежитии Мартен исполняет для Габриель на гитаре песню Жака Бреля «La valse а mille temps» в оригинальной версии. Она танцует для него, сначала вяло, словно нехотя, потом быстрее, кружась в вихре вальса, простирая руки, раскрыв ладони навстречу солнцу, как вертящийся дервиш. Он откладывает гитару в сторону, чтобы вместе с Габриель погрузиться в транс. Они кружатся, обнявшись, пока не падают на пол и… опять любят друг друга.

Они раскачиваются на волнах, летают под облаками, они – бог, и они – ангелы, они одни во вселенной. Мир вокруг них расплывается, приобретая смутные очертания, он нужен лишь для того, чтобы, как в театре, играть роль простой декорации на сцене, где главные действующие лица только они вдвоем.

Они любят друг друга.

Любовь опьяняет их, они пропитаны ею насквозь, до последней клеточки. Им безразлично, сколько она сможет продлиться – мгновение или целую вечность.

Но их повсюду сопровождает страх. Страх, что им не хватит времени. Страх, что вдруг может закончиться кислород и станет нечем дышать. Чувство настолько острое, насколько и необъяснимое. Подобное возникает после внезапного разряда молнии и раскатов грома.

Но ведь это так здорово – сильный грозовой дождь весной!

И они все равно наслаждаются любовью.


Она любит его – глубокой ночью в своей машине, припаркованной в злачном квартале, в самом криминальном районе города. Из авторадио, дребезжа, доносятся песенки и уличный рэп.

Чувство опасности действует как наркотик. Видеть, как чье-то тело трепещет рядом с тобой на фоне мигающего света фар, – это захватывает и волнует. Угроза, что могут напасть бандиты или застать врасплох полицейские, возбуждает и придает остроты ощущениям.

Это вам не «букетики роз» или любовь в виде «милых любовных записочек». Это любовь как «каленое железо», ее не дарят, а вырывают с мясом. В ту ночь между ними как молния промелькнула искра, как наркотический флэш, как острое наслаждение после укола, как галлюцинация наркомана. Габриель самой хочется показать Мартену другую сторону медали, эту картинку, которая пряталась за романтическим флером, ту самую трещинку на стекле, щербинку двадцать четвертого кадра. Ей важно знать, готов ли он вслед за ней ступить на коварную почву или бросит ее одну.

В ту ночь она была ему не возлюбленной, она была его страстной любовницей. «Потому что ночь принадлежит влюбленным, потому что ночь принадлежит нам».


Он тоже любит ее – со всей нежностью, на какую только способен, – ранним утром на берегу океана. Габриель так и заснула на его курточке из молескина. Мартен кладет голову ей на живот.

Двое влюбленных, укутанных нежным ветерком на рассвете под светлым розовым покрывалом калифорнийского неба. Их утомленные тела, распростертые на песке, биение их сердец, скованных одной цепью. А радиоприемник тихонько мурлычет им какую-то старинную балладу.


8 сентября 1995 года

9 часов утра

Аэропорт Сан-Франциско

Сон закончился.

И вот они уже в аэропорту, в толпе, среди шума снующих людей с чемоданами, рюкзаками и сумками.

Реальность заслонила собой романтику и отодвинула их свидания в призрачный мир любви вне времени и вне пространства.

Это жестоко. Это больно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза