Я (не) ведьма

Из замка меня не выпускали, в конюшню я ходила только в сопровождении шести рыцарей, возглавляемых сэром Рэнделом. Можно было подумать, что я отправляюсь не проведать Бальди, а собираюсь совершить отчаянную вылазку в лагерь врагов.

Но врагов не было, и ночные кошмары больше меня не беспокоили.

Я даже посмеивалась над своими страхами первой ночи в замке. Но жизнь моя веселее от этого не становилась. Особенно когда я видела сэра Раскела и сэра Эдэйла, которые, казалось, проводили соревнование на самое мрачное выражение лица.

Единственным приятным человеком в моем окружении был Эрик. Он улыбался, шутил, забавлял рассказами об окрестностях и прежних жителях замка, приносил вареные шишки, чтобы я полакомилась орехами. Вечерами он пел, аккомпанируя на лютне, и это у него очень неплохо получалось. Когда надоедало музицировать, мы играли в шахматы. Раньше я не любила эту игру, но теперь, томясь от скуки, открыла в себе недюжинные таланты. Эрик, сначала посмеивавшийся над моими промахами, вскоре смеяться перестал и вел бой на равных, совсем забыв, что нельзя выигрывать у королей. Даже сэр Раскел иногда ввязывался в нашу войну, вполголоса подсказывая сыну правильный ход, чем раздражал меня до зубовного скрежета.

Сэр Рэндел, подчиняясь моему требованию, появлялся рядом крайне редко, а когда появлялся, старался держаться в тени. А я старалась не замечать его.

За два дня до приезда короля я играла с Эриком в шахматы. Мы расположились в гостиной комнате моих покоев, у камина. Я сидела в кресле перед столиком, на котором располагались фигуры, а Эрик — на подушке, брошенной на пол. Сэр Рэндел снова подпирал стену с молчаливым терпением, достойным хорошего привидения, и не старался быть как можно незаметнее.

Шахматное сражение было особенно напряженным, и я как раз готовилась хитрым ходом захватить в плен вражескую королеву, когда раздался истошный вой, прокатившийся, как мне показалось, от основания замка до самой крыши. Леденящая душу тоска, ненависть и ярость — вот что было в этом завывании.

— Что это? — заикаясь спросила я, когда воцарилась тишина. — Ради всего святого! Что это?!

Эрик смотрел на меня широко распахнутыми глазами и был бледен, как простыня. Зато сэр Рэндел вдруг проявил себя, заговорив очень спокойно:

— Это волки, миледи. Ничего особенного.

— Волки? — переспросила я, пытаясь скрыть, как дрожат мои руки.

— Их очень много в наших краях. Но сюда они не доберутся, можете не беспокоится, — сэр Рэндел был сама учтивость.

— Но мне показалось… — я пыталась подобрать слова, — мне показалось, что этот… вой… он раздавался где-то здесь?.. В замке?..

— Вам показалось, леди, — сказал сэр Рэндел.

— Конечно, показалось, — горячо подхватил Эрик. — Продолжим игру, миледи? Вы нечаянно уронили коня…

Пока он расставлял фигуры, которые я повалила, нечаянно толкнув доску, я, не отрываясь, смотрела на сэра Эдейла.

«Вы лжете, добрые сэры», — меня так и подмывало сказать им это, но я молчала.

Взгляд рыцаря, устремленный на меня, не выражал ничего. А ведь когда-то глаза его горели — и я подумала, что это была любовь. Ошиблась. Обидно и жестоко ошиблась. Разве могут у влюбленного человека быть такие пустые глаза?..

В спальню заглянул сэр Раскел и вполголоса позвал Рэндела, они ушли вдвоем, и я немного успокоилась — и тем, что осталась в компании с Эриком, и тем, что волчий вой больше не повторялся.

Я глубоко задумалась, а Эрик вдруг протянул руку и погладил меня по щеке. Прикосновение было легким, нежным, но я от неожиданности дернулась и снова толкнула доску, опрокинув фигуры.

— Что это вы?.. — только и смогла выговорить я.

— Соринка прилипла, — сказал Эрик, улыбаясь.

У него были такие честные, красивые глаза, что я устыдилась своих мыслей и яростно потерла щеку. Эрик снова расставлял на доске фигуры, и я сказала, повинуясь порыву:

— Вы не похожи на своего отца. И вы не похожи ни на одного обитателя этого замка.

Юноша заметно смутился и излишне долго разглядывал фигурку белой королевы, которую вертел в руках.

— Это не удивительно, — сказал он, наконец. — В замке я живу всего девять лет. Сэр Раскел стал моим опекуном, когда мне было десять или одиннадцать. Но я благодарен и приемному отцу, и королю — у меня есть дом и семья. Не так уж и плохо все обернулось для бродяжки.

— Мне жаль… — произнесла я, помолчав. — А я-то гадала, как у такого человека, как сэр Раскел, мог родиться такой замечательный сын.

— Ошибаетесь, — горячо вступился Эрик. — Когда вы узнаете отца больше…

Но я остановила его жестом. Говорить о старике-рыцаре совсем не хотелось. Как и играть теперь в шахматы.

— Кто же ваши настоящие родители? — спросила я. — Что с ними случилось?

— Была война, они погибли, — ответил Эрик, пожав плечами. — Обычная история, миледи. Все было — и прошло, не думайте об этом.

Но легко сказать «не думай», труднее — выбросить тяжелые мысли из головы. Заметив, что я стала рассеянной и отвечаю невпопад, Эрик поспешил откланяться.