Я - нет

Я закрываю глаза. Перед мысленным взором возникает Франческо. Вот он родился — я физически ощущаю то чувство ревности, которое тогда пережил. А вот ему три года, шесть лет, первый день в школе, в немецкой школе, куда наш отец заставил нас ходить, Франческо, вцепившись в мою руку, выглядит напуганным. Вот он ссорится с отцом, отказываясь учиться в этой школе. Вот он лицеист. Вот он смеется. Вот он рыдает у тела Элизы. Я явственно вижу его в каждый момент нашей жизни. Но прежде всего я слышу его, в моих ушах бьется его крик: «Я — нет!», — наполненный тем же отчаянием, какое я услышал в этом крике в первый раз. Тогда ему было уже три года, а он все еще не разговаривал. Он не мог говорить. Папа водил его по врачам, боясь, что у него какая-то аномалия. Однако медики не нашли никаких отклонений, он был нормальным ребенком, активным, даже чересчур, только не разговаривал. В тот день мы всей семьей сидели за столом, и он увлеченно занимался тем, что пытался наполнить пластиковый стакан катышками хлебного мякиша. Ангел, да и только! Мы спокойно обедали, как вдруг, будто охваченный вспышкой ярости, он запустил стакан в стену и закричал: Я — НЕТ! И с этого дня он начал разговаривать, а шесть месяцев спустя полностью наверстал потерянное время. И почти в течение года, без какой-либо видимой причины, похоже, что в насмешку, он постоянно твердил: «Я — нет». В эту минуту в моем мозгу нет ничего, кроме этого крика: «Я — нет!» И я перестаю понимать, кому он принадлежит, голос ли это Франческо-ребенка или, наоборот, мой, это я наконец выплюнул кляп и кричу: я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет я нет…

— Хотите, чтобы мы еще немного подождали, доктор Масса? — спрашивает тип из посольства.

Я отрицательно качаю головой.

Открываю глаза. Яркий неоновый свет ослепляет меня, я инстинктивно прищуриваюсь. Руками вцепляюсь в ляжки, пытаясь унять дрожь, сотрясающую мои ноги.

Смотрю на труп и ничего не понимаю. Я не понимаю даже, что это мужчина. Вглядываюсь пристальнее. Это не он. Боже святый, это не он!

— Это не он! — Я заставляю себя произнести это как можно решительнее.

Мне действительно кажется, что это не он. Это вообще не кажется мне человеком, это больше похоже на кусок обугленного дерева.

— Посмотрите повнимательнее, доктор Масса, так часто бывает. Родственники настолько надеются, что это не их близкие, что не видят даже очевидных вещей. Именно по этой причине мы позвали вас, а не его родителей. Родители менее заслуживают доверия, извините, что я говорю вам такое, но это важно.

— Что вы от меня еще хотите? Я посмотрел! Это не он что еще я должен вам сказать? — Я едва сдерживаю ярость.

— Вы уверены в этом? — спрашивает меня посольский без капли эмоций.

— Как я могу быть уверен, черт побери?! Как я могу быть уверен?! Что здесь можно увидеть? Это может быть кто угодно, я, вы… Во всяком случае, это не он! Да, я уверен, что это не он!

Ненависть. Я ненавижу этого человека, который стоит передо мной и требует от меня, словно это самая обычная вещь на свете, опознать в обугленном мертвеце моего брата. Я ненавижу этот труп, чужой мне. Я ненавижу Франческо, который болтается где-то по миру, или, может быть, он уже в Милане с Лаурами, большой и маленькой, и теперь ждет меня.

— Мой брат ростом с меня, а этот… — говорю я громко.

— Гм… Доктор Масса, не нервничайте, пожалуйста, вы усложняете ситуацию. Я не хотел бы озвучивать жуткие подробности… но… ноги… мы нашли не все фрагменты ног, мы их сложили, но… В целом, уверяю вас, он в хорошем состоянии, вы даже не можете себе представить, какие иногда бывают… Они упали рядом с населенным пунктом, где даже есть подобие взлетной полосы, вероятно, они пытались сесть там… Тела нашли через несколько часов… так что зверье не успело… А скажите, у вашего брата имелись какие-либо отличительные черты… шрамы, родимые пятна, татуировки?..

— Да, у него была татуировка. На левом плече, — говорю я и изо всех сил желаю, чтобы на плече трупа не оказалось этого ужасного вопросительного знака. — Я же вам сказал, что это не он! Посмотрите на плечо, на нем нет никакой татуировки!

Он смотрит. Я смотрю тоже. Татуировки нет.

— Удостоверились? Лично я да, и оставьте меня в покое, пожалуйста!

Я поворачиваюсь и направляюсь к выходу, я хочу поскорее уйти из этого места, зная, что это не он, ведь нет же никакой татуировки.

За моей спиной посольский просит:

— Задержитесь еще на секунду, доктор Масса.

Он что-то тихо говорит негру, все это время молча стоявшему у стены. Взявшись за ручку двери, я оборачиваюсь и вижу, как негр переворачивает труп на другой бок, так чтобы было видно другое плечо, и, включив галогеновую лампу, направляет ее свет на труп. Острый луч ударяет в почти целиком сожженное плечо. Он ударяет в меня. Тип из посольства нагибается, вглядывается в освещенное место, прищуривается, фокусируя взгляд.