Она понимала всё и всех – и эксцентриков, и чинных классиков, и хулиганов. Любила парадоксы. Без широты взгляда в мире искусства, как и в мире Пушкина и шагу сделать невозможно. И никакая она не «железная леди», а прекрасная женщина с сердцем Дон Кихота. Из тех, благодаря которым в мире и существуют музыка и живопись – быть может, самые сложные и прекрасные явления в нашей жизни. Чтобы совершать то, что у неё получалось – нужно гореть идеями. Нужно не сомневаться, что дело, за которое вы взялись – самое главное на свете. А иначе просто ничего не получится. Секретом своего долголетия она считала искренность и увлеченность – и ведь и вправду, это гораздо важнее всевозможных лекарств и диет. Можно сказать и более высокопарно – одержимость своей миссией, своим делом, которую Ирина Александровна сохраняла до последних дней.
Те, кто работал с Антоновой, не сомневались: она могла бы руководить и страной, и земным шаром. Но, думаю, это не так. Ирина Александровна могла заниматься только любимым делом. Ей несколько раз предлагали возглавить министерство культуры – РСФСР, СССР, снова РСФСР… Несомненно, и этот воз оказался бы ей по плечу. Но это означало – оставить свой дом, замыслы. И она снова и снова отказывалась.
Главными событиями в её жизни были не какие-то аппаратные достижения или награды, а те минуты, когда её «открывалась живопись» или музыка. 75 работать в музее, в который часто (да почти каждый день!) выстраивались километровые очереди неравнодушных людей – это и есть счастье.
Пришли новые времена – жестокие, равнодушные к изящным искусствам, да и вообще к культуре. Дикий капитализм девяностых. Ее награждали, чествовали – а Ирина Александровна спокойным профессорским тоном вполне дипломатично произносила вовсе не те речи, которых ожидали от нее чиновники, многие из которых оказались просто временщиками. Они считали ее музейным экспонатом, «английской королевой» – а Ирина Александровна оставалась самой собой. С энергией, с новыми идеями, которые она была готова отстаивать, не дожидаясь попутного ветра. Она говорила: «Я за социализм. Потому что ничего лучше пока не придумано и не опробовано». Спокойно и уверенно произносила эти слова, крайне немодные в девяностые. Это вовсе не означает идеализацию той системы, которая сложилась в СССР. Но с теми ценностями, которые шумно заявили о себе после распада страны, Ирина Антонова ни согласиться, ни ужиться не могла. Она отстранялась от них по-королевски – и проводила новые фестивали, выставки, школы. Сохранила свой островок на Волхонке – и даже расширила его владения, создав целый музейный квартал.
О том, что её действительно интересовало, Антонова умела говорить и просто, и сложно одновременно. Это качество прирожденного просветителя, если угодно – популяризатора искусства. Редкий и потому ценный талант. Прислушиваясь к ней, мы действительно менялись, начинали что-то понимать в жизни и в искусстве – и, прежде всего, убеждались, что они неразделимы. Очередь в музей чуть поредела: люди в те годы не жили, а выживали. Но продолжались декабрьские вечера, которые после ухода Рихтера взял под свое крыло Юрий Башмет. Событиями в культурной жизни стали такие выставки, как «Москва – Берлин» и «Золото Трои».
Когда Антонова в почтенном возрасте оставила кабинет директора и стала президентом музея казалось, что это лишь почетная пенсионная синекура. Ничего подобного! Свои дни Антонова по-прежнему расписывала по минутам: встречи, интервью, исследовательская работа, лекции, выставки, спектакли, музыка, новые знакомства с людьми, которые могли бы быть полезны Делу… Из музея и музейной жизни она не уходила, своих начинаний не бросала.
Сколько бы времени не прошло – место Ирины Антоновой в нашей культуре не будет занято. Оно – рядом с Иваном Цветаевым, основателем Музея изящных искусств, который мы знаем как Пушкинский. В России немало замечательных музеев, там подчас работают талантливые директора, преданные своему делу, но заменить Антонову невозможно. Зато и позабыть нельзя.
Приложение
Борис Виппер
Из книги «Введение в историческое изучение искусства»
Илл.33. Борис Виппер
Каждое искусство имеет свою специфику, ставит перед собой особые задачи и обладает для их решения своими специфическими приемами. Вместе с тем искусствам свойственны некоторые общие черты, объединяющие, их в определенные группы. Распределение искусств по этим общим признакам называется классификацией искусства. Это классифицирование искусств позволяет поближе подойти к пониманию самой сущности того или другого искусства. Поэтому мы приведем несколько примеров таких классификационных схем.