Я пас в СССР!

Прорвемся, тут до совершеннолетия то осталось четыре года, гораздо больше волнует то, что восемнадцать мне будет как раз в девяностом. Год, с которого начались нелегкие испытания для страны и народа, поверившего в песни реформаторов о свободе, демократии и капитализме, при котором у каждого будет возможность выбирать в магазине из ста сортов колбасы. О том, что не у всех при этом будут деньги на покупку той же колбасы — народ не предупредили…

Уснёшь тут, как же! Принялся вспоминать сотни прочитанных книг про попаданцев, примеривая к себе — что я могу изменить. Понятно, что устроиться в жизни, зная в общих чертах, что ждет мир — вполне выполнимо. И семью оградить по возможности от всех гримас периода становления капитализма, после сегодняшней встречи сомнений в том, что родственников я не брошу — не осталось. И от реципиента много сохранилось, и сам стал воспринимать этих людей как семью…

Настолько ушел в размышления, что машинально стал ковырять пальцем в стене, вначале протер известку, затем слой штукатурки и вот уже ковыряю бетон. Вот хоть тресни, ни роялей в кустах, ни подходов к людям, которые могут повлиять на развитие ситуации в стране. Хотя от отца осталась двустволка и запас расходников, можно воспользоваться ножовкой по металлу и изготовить обрез. Того же Ельцина, при желании и настойчивости — можно подкараулить, пока он не забронзовел окончательно и не пробился на самый верх…

Да нет, это бред, не в одном Ельцине или Горбачеве дело, тут вся система вразнос пошла, ввергая людей в когнитивный диссонанс. Разница между реальным положением дел и идеологией, спускаемой сверху — настолько утомила народ, что перемен жаждут все, как там у Цоя:

' Перемен требуют наши сердца

Перемен требуют наши глаза

В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен

Перемен, мы ждём перемен…'

Совсем как в нашем двадцать первом веке — народ кормят дружбонародием и многонациональной страной, призывая не раскачивать лодку. А народ звереет, глядя на всё это многонационалие не из окошек правительственных кортежей и не из-за высоких заборов особняков, а на улицах. И читая новости, как сводки с фронта: «Незаконные мигранты изнасиловали…», «Мигранты забили толпой участника СВО…»

Потом, хлебнув лиха в девяностые — народ с ностальгией будет вспоминать времена советского союза. Как это водится в воспоминаниях о прошлом — забывая негатив и помня только хорошее. «Себя будем спасть и семью!» — решил я: «А дальше по возможности, глупо спасать людей, которые не желают быть спасенными, за того же Ельцина будет выходить столько народа на митинги, в полной уверенности, что они защищают своё счастливое будущее, не ведая о том, что им уготовано…»

Глава 8

Глава 8.

День да ночь, сутки прочь — вот краткое содержание того, как я провел выходные в дурдоме. Отоспался на всю оставшуюся жизнь, наслушался не выдуманных историй от Степана, про деревенские будни и весьма поучительных баек от Митяя, естественно — на тему, как заходить в хату и петухов отличать от порядочных арестантов. История моего противостояния с персоналом районной больницы к тому времени неведомыми путями стала достоянием общественности, ничем иным объяснить то, что Митяй вначале стал просвещать меня о жизни за той стороны решетки, а потом и вовсе по секрету рассказал, как можно сбежать из дурдома — не могу.

Я как-то надеялся, что до крайностей не дойдет и всё решится в правовом поле. Но план побега, подсказанный Митяем — запомнил накрепко, мало ли как жизнь повернётся. В воскресенье ещё помылся, пользуясь хорошим отношением со стороны персонала и заодно подстригся под ручную машинку, под ноль, упросив санитара. Очень уж мне не понравилась моя прическа, гейская какая-то, а сам реципиент ей весьма гордился, называя «маллет». Я такую видел у персонажей фильма «Полицейская академия», завсегдатаев клуба «Голубая устрица». Хорошо, что у бывшего хозяина этого тела нет права голоса, да и сознания, как такового — одни воспоминания, и те фрагментарные и неполные. Вот бы он взвыл по поводу такого варварского отношения к внешнему виду…

С желанием посетить имевшуюся в отделении ванну тоже не всё так было просто, медсестра, полным сомнения голосом справедливо заметила, что у меня ожоги на руке, которые мочить противопоказано.

— Делов то! — Самонадеянно заявил я. — Пакет надеть и лейкопластырем прихватить, я ведь с пожара, Лариса Сергеевна, и током меня било! Сил нет, пропах и чешется всё!

— Где я тебе пакет возьму⁈ — Нахмурилась медсестра.