Я Пилигрим

На следующее утро, очень рано (я почему-то думал, что на дворе среда, хотя на самом деле была суббота – вот как им удалось дезориентировать меня во времени), дверь комнаты, где я спал, открылась, и надзиратель бросил на постель комплект чистой одежды. Впервые заговорив со мной, он предложил принять душ, обычно я умывался над тазиком в углу спальни. Этот прием я тоже хорошо знал – внушить мысль, что следователи начинают верить мне, вселить надежду. Но я уже достиг такой стадии, что не слишком заботился обо всяких там психологических тонкостях. Фрейд мог бы сказать в этом случае: «Иногда душ – это просто душ».

Надзиратель отпер дверь в находившуюся по соседству ванную и ушел. Все там было стерильно-белым, как в клинике: ванна, кафель, потолок. Правда, на стенах и потолке виднелись рым-болты, что наталкивало на мысль о куда более мрачном предназначении данного помещения, но сейчас меня это не заботило. Я побрился, разделся и наполнил ванну водой.

Чуть позже, уже вытираясь, я в полный рост увидел себя обнаженным в зеркале и замер от удивления: давненько я не смотрел на себя со стороны.

В общей сложности я провел на уединенном ранчо около трех недель и за это время потерял фунтов двадцать. Вид у меня был крайне изможденный, и мне показалось, что я сильно постарел. Несколько минут я рассматривал свое изображение в зеркале, словно это было окно в будущее. Уродливым я, впрочем, не выглядел: высокий рост, светлые, как будто пропитанные солью, пряди волос – выгорели на солнце.

Несколько лишних фунтов исчезло с талии и зада: я был в хорошей форме – не безупречно накачанный брюшной пресс тщеславной кинозвезды, а скорее подтянутость, которую дают ежедневные сорокаминутные занятия крав-маго`й. Если верить знающим людям, эта изобретенная в Израиле система рукопашного боя особенно популярна среди нью-йоркских наркодилеров, к северу от Сто сороковой улицы. Я всерьез увлекся крав-магой и не сомневался, что однажды, когда я буду одинок и доведен до полного отчаяния, она спасет мне жизнь.

Стоя перед зеркалом, я тщательно изучал человека, которого там видел, и размышлял, действительно ли он мне нравится. И вдруг подумал: а ведь не исключено, что мисс Чудо-Лифчик и ее подруги сейчас тоже рассматривают и оценивают меня. Ну и что, даже если это и так? Пожалуй, меня вряд ли взяли бы на главную мужскую роль в каком-нибудь порнофильме, но и стыдиться мне тоже было нечего. Тайное наблюдение за телом не так уж страшно. Гораздо хуже было другое: изучение мельчайших деталей моей жизни под микроскопом, бесконечные поиски свидетельств, которых не существовало, разрушающая душу убежденность следователей, что человек не может совершить какой-либо поступок просто потому, что считает его правильным.

Помнится, инструктор по крав-маге объяснял мне, в чем заключается главная ошибка, которую большинство людей совершают во время драки: они норовят посильнее ударить противника в голову и при этом неизбежно разбивают костяшки собственных пальцев. Вот почему настоящий профессионал сжимает кулак и бьет врага его краем, словно молотом по наковальне.

Такой удар, нанесенный достаточно подготовленным человеком (опять же если верить инструктору), имеет в точке приложения силу более четырех ньютонов. Можете представить себе, какой урон он наносит лицу противника. Или зеркалу: оно разбилось на куски, которые разлетелись по полу. Самое удивительное – стена за ним оказалась голой: никакой двусторонней зеркальной панели, ничего подобного. Я тупо уставился на стену, размышляя: может быть, это внутри меня что-то треснуло?

Я вернулся в спальню, переоделся в чистую одежду, уселся на кровати и стал ждать. Но никто не пришел. Я постучал в дверь и убедился, что она не заперта. Как остроумно, подумал я: коэффициент доверия теперь достигнет космических высот. И внезапно почувствовал себя персонажем триллера: а вдруг я сейчас обнаружу, что на самом деле дом пуст и никто не жил в нем долгие годы?

Я прошел в гостиную, где прежде никогда не бывал. Именно здесь я и обнаружил всю компанию: человек сорок дознавателей, и все мне улыбались. Я почему-то подумал, что сейчас они все разразятся аплодисментами, и мне стало жутко. Старший группы, человек с лицом столь непропорциональным, словно его собирали из оставшихся запчастей, что-то сказал, но я едва его расслышал. Затем слово взяла мисс Чудо-Лифчик: сделав выразительный жест в мою сторону, она заявила, что они, мол, всего лишь выполняли свою работу, и выразила надежду, что я не затаил на них обиду.