Короткое расстояние, которое я прошел от ванны с водой, оказалось самым мучительным путешествием в моей жизни. Каждый шаг был подобен еще одному удару. Пытка утоплением, потеря крови и развивающаяся лихорадка соединились в один общий поток, отняв у меня едва ли не все оставшиеся силы. Я уже не ощущал грань между прошлым и будущим: они слились воедино.
Прислонившись к валуну, я велел Кумали подогнать катер из места, где он был спрятан, к старому причалу. Когда она удалилась в укромную бухточку среди скал, я набрал телефонный номер и услышал гудок, характерный для соединений международной связи. Ответили сразу.
– Господин президент? – Я едва сам себя услышал.
– Кто это? – спросил голос, слишком молодой, чтобы принадлежать Гросвенору.
– Мне надо… очень надо поговорить.
– Громче! Назовитесь, пожалуйста. – Человек говорил в характерной для флотских манере.
Хотя я совершенно ослаб от тяжких ран, но все же догадался, что происходит. Я звонил с телефона Кумали, который система связи Белого дома идентифицировала как совершенно неизвестный источник. Это действительно был номер президента, но телефонисты не могли соединить первое лицо государства с человеком, которого они не знали. Поэтому мой звонок перевели в гарантирующий высокую степень безопасности центр связи, расположенный в горах Колорадо. Я разговаривал сейчас с одним из тысячи восьмисот морских офицеров и техников, обеспечивавших его работу.
– Ваше имя? – повторил морской связист.
– Меня зовут Ско… – начал я, но тут же понял, что называть свое имя не имеет смысла: оно ничего им не скажет. Стоя на ярком солнце, от которого болели глаза, я ощущал себя так, словно душа отделилась от тела и я смотрю на себя с высоты.
– Не понимаю. Повторите, пожалуйста, еще раз, громко и четко.
Я едва понимал сказанное, мысленно видя, как старый Бык орудует молотом каменщика, слыша, как кто-то кричит в моей голове. Я узнал собственный голос, но на морском берегу раздавался лишь шум мотора приближающегося катера, да чайки кричали в небе.
– Пилигрим, – с трудом выговорил я.
Кажется, я наконец произнес это имя, но не было уверенности – вслух или же про себя.
– Никак не могу разобрать. Повторите.
Тишина. Я видел, как малыш с синдромом Дауна бежит по песку, а потом прыгает в объятия отца.
– Вы на линии? Назовитесь, пожалуйста, еще раз. – Голос связиста вернул меня к реальности.
– Это… Пилигрим, – сказал я.
В начале каждой смены на протяжении целого месяца в голову каждого моряка планомерно вбивали: если прозвучит некое ключевое слово, зашифрованное имя, его необходимо передать немедленно, прежде любого другого сообщения. И вот связист наконец-то его услышал.
– Пилигрим, пожалуйста, оставайтесь на линии.
Моряк ввел на своей клавиатуре несколько коротких команд, подавая сигнал официальным лицам, которых следовало оповестить немедленно: «Пилигрим жив. Он вышел на связь. Пилигрим вернулся с холода».
Первым в этом списке шел дежурный офицер Совета национальной безопасности, сидевший за столом в своем маленьком кабинете в Белом доме. На восточном побережье была поздняя ночь или даже скорее раннее утро, начало пятого, когда он поднял трубку и услышал анонимный голос:
– Срочно соедините с президентом. На связи Пилигрим.
Хотя дежурный офицер был уверен, что главнокомандующий сейчас спит, он имел четкие инструкции и немедленно перевел звонок прямо в спальню президента.
Впрочем, Гросвенору было не до сна: около двенадцати часов назад ему позвонил Шептун, сказав, что Брэдли прислал обнадеживающее послание. Президент, сидя в кресле, задумчиво смотрел в окно на огни столицы, когда раздался гудок телефона. Он немедленно схватил трубку, чем немало удивил дежурного офицера, не ожидавшего столь быстрой реакции. Гросвенор напряженно ждал, но на другом конце линии молчали.
– Что случилось? – не выдержав долгого ожидания, выкрикнул в трубку президент.
– С вами будет говорить Пилигрим, – сказал наконец дежурный. Он услышал, как Гросвенор пробормотал что-то вроде: «Господи боже!» И вновь удивился: почему президент вдруг обратился к Всевышнему?
– Вы слышите меня, Пилигрим? – раздался в трубке легкоузнаваемый голос Гросвенора, хотя звук был приглушенным и шел с искажениями.
Где-то в глубине моего воспаленного сознания мелькнула мысль, что в Колорадо голосовой сигнал наверняка кодируют.
– Десять тысяч доз, – прошептал я.
– Десять тысяч?! – недоверчиво переспросил президент.
– Они уже в Америке. Он все подстроил так, что распространением инфекции займутся наши собственные врачи. Это начнется через несколько часов.
Думаю, что, после того как меня вытащили из ванны, сработал закрепленный многолетними тренировками навык: я, даже сам того не сознавая, мысленно прорепетировал свой разговор с президентом. Мое горло пылало, отчаянно хотелось пить, но я тут же отбросил эту мысль из боязни, что возникнет рвотный рефлекс. И постарался сосредоточиться.
– Отправлено из «Чирона», – сказал я слабеющим голосом.
– Повторите.
– Это фармакологическая компания в немецком городе Карлсруэ.