Читаем Я ползу сквозь (ЛП) полностью

Когда я наконец дохожу до класса биологии и пробираюсь мимо мертвых заспиртованных лягушек, передо мной оказывается моя коробка улик. Ее перемотали толстой упаковочной лентой. Моего планшета не видать. Я оглядываюсь в поисках мистера Биолога, но его нигде нет. У стола не стоит его портфель. Его халат висит на крюке у дверей. Я остаюсь наедине с лягушками.

Я делаю вид, что одна из них – мама, а другая – папа. Мы разговариваем о Рути, моей мертвой сестре. Говорим о том, что она так и не узнала, кто такой вомбат. Я говорю, что была плохой старшей сестрой. Мама по большей части рыдает. Папа уверяет, что я была отличной сестрой:

– Помнишь, как ты учила ее заплетать маме косы?

Я открываю шкафчик и ищу салфетку для мамы-лягушки, а то ее слезы скоро перельются через край банки с формальдегидом. Но в шкафчике лежат тесты. Только бланки с ответами. Тысячи крошечных точек. Десятки тысяч букв. Я встаю перед шкафчиком на колени, выкладываю бесконечные стопки бланков и кладу на пол. Шкафчик глубиной метра три. Шириной тоже. Я выкладываю все его содержимое. Меня бросает то в жар, то в холод. В его задней стенке есть дыра. Я ползу сквозь нее. И падаю в какую-то шахту.

– Вот вас и оценили! – говорит директор, когда я приземляюсь в ее кабинет, в ее кресло, ей на колени. Вокруг высятся горы документов. Она жует крекеры с арахисовым маслом и просит: – Не говори никому, ладно? Мне нельзя арахис.

– Ладно, – я ерзаю у нее на коленях, чтобы нам обеим было не так неудобно.

– Как ты сюда попала? – спрашивает она. – С парковки?

Я показываю наверх:

– Из кабинета биологии. Там есть шкафчик…

– А, там.

– Я должна была каталогизировать улики.

– Расследование закончено, – отвечает директор. – Этот опасный мужчина понесет наказание.

– Мужчина? Опасный?

– Да, – она слюнявит палец и собирает им крошки от крекеров. – Он выставлен на газоне на всеобщее обозрение.

На главном газоне школы стоят кружком сто учеников. Это очень напоминает тревоги, но они закончились. В центре круга стоит Кеннет, опасный мужчина из куста. Ученики бросают в него что попало: страны и столицы, исторические факты, даты, имена, треугольники, круги, прямоугольники, инфинитивы, придаточные, уравнения, куплеты, лимерики, гипотезы, тезисы… Кто-то кидает водород. Радий. Ксенон.

Я замечаю в толпе Лансдейл Круз.

– Зачем мы это делаем? – спрашиваю я.

– Ему не повредит.

– Но мы же все виноваты!

– И все это знают.

Подходит Чайна. У нее в руках клочок бумаги с надписью «Айриник Браун». Она кидает бумажку в мужчину. Толпа прекращает кидаться формами, знаками транскрипции, иксами и игреками. Кеннет, опасный мужчина из куста, говорит, что знает, что делать с Айриником Брауном.

– Я знаю, что надо делать, – говорит он. – Только мне никто не позволит.

У Чайны такой вид, как будто она понимает, о чем он.

Я слушаю мысли толпы и вижу, что они тоже понимают. Я спрашиваю себя: «А я знаю, о чем он говорил?» Думаю, о том, что надо стать более чуткими. Это крайне маловероятно.


========== Станци — ранний вечер понедельника — лягушки в банках ==========


На столе записка: «Ушли спать. Разогрей ужин из морозилки. Не забудь выключить свет». На часах всего четыре, так что я иду в «Чики-бар» и нахожу их за столиком в углу. Увидев меня, они прячутся под столом. Залезают в банки формальдегида и становятся лягушками. Я беру банки и несу домой.

Приезжает наш семейный терапевт. Он все еще похож на Сидни из «M*A*S*H», и я знаю, что он способен спасти лягушек, сидящих на стойке для завтрака.

Мы садимся в кружок: я, мама-в-банке, доктор M*A*S*H и папа-в-банке.

– Они просто мертвые лягушки в формальдегиде! – начинаю я.

– Вообще-то, я сижу прямо перед тобой, – возмущается мама. – И я точно не мертвая лягушка!

Папа молчит.

– Почему ты так говоришь _____? – спрашивает врач.

– Станци, – поправляю я. – Меня зовут Станци.

– Хорошо, Станци, так почему ты назвала родителей мертвыми лягушками? Они же сидят рядом с тобой и все слышат.

– Они отказываются разговаривать о Рути, – начинаю я. – Таскают меня по школам, где случалась массовая стрельба, и называют это семейным отдыхом.

Доктор M*A*S*H смотрит на родителей, ожидая подтверждения. Они кивают, но, кажется, не понимают, как их способ отдыхать может показаться жутким.

– Я постоянно говорю о Рути! – возражает мама. – Никогда ни о чем другом не говорю!

– Ни разу не слышала, чтобы ты о ней говорила.

– Потому что ты не слушаешь, – подключается папа. – Мы постоянно о ней говорим!

– Это правда? – спрашивает доктор M*A*S*H.

– Нет.

Он смотрит на меня, как будто я насекомое и сама ищу проблемы на свою голову.

– Они весь день пьют в «Чики-баре». А потом всю ночь. Они оставляют мне записки: «Ушли спать. Разогрей ужин из морозилки. Не забудь выключить свет».

– Это правда? – спрашивает он родителей.

– Мы никогда в жизни не оставляли таких записок! – отвечают они.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Зеленое золото
Зеленое золото

Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы.Эта книга о событиях плана преобразования туликсаареской природы в советской Эстонии начала 50-х годов.Зеленое золото! Разве случайно народ дал лесу такое прекрасное название? Так надо защищать его… Пройдет какое-то время и люди увидят, как весело потечет по новому руслу вода, как станут подсыхать поля и луга, как пышно разрастутся вика и клевер, а каждая картофелина будет вырастать чуть ли не с репу… В какого великана превращается человек! Все хочет покорить, переделать по-своему, чтобы народу жилось лучше…

Освальд Александрович Тооминг

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман