Но прежние грозные призывы Эренбурга и других публицистов продолжали оказывать своё воздействие. Ими пользовалась и гитлеровская пропаганда. До сих пор по просторам Интернета гуляет геббельсовская фальшивка 1944 года — листовка, которая якобы распространялась среди советских бойцов с текстом, приписываемым Эренбургу: «Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чём немцы не были бы не виновны — и живые, и ещё не родившиеся!.. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!» На самом деле эти призывы были приписаны Эренбургу в приказах по немецкой армии, а сам писатель 25 ноября 1944 года напечатал опровержение в «Красной Звезде». Позднее, уже в 1996 году, эксперты Мюнхенского института современной истории подтвердили, что текст листовки существует только на немецком языке в немецких приказах.
Однако несомненно: превратно истолкованные призывы советских публицистов и стихийная ненависть красноармейцев сделали своё дело. Есть немало свидетельств бесчинства советских солдат по отношению к мирным жителям. Художник Леонид Рабичев в мемуарах «Война всё спишет» рассказывает о том, что видел в 1944 году:
«Войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население.
Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек…
Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует… А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков…
А сзади уже следующее подразделение… До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей».
Участник боёв в Германии майор Лев Копелев был осуждён за «проявление гуманизма к врагу»: он выступал против насилия и мародёрства. Вот отрывки из его романа «Хранить вечно»:
«На одной из боковых улиц, под узорной оградой палисадника, лежал труп старой женщины: разорванное платье, между тощими ногами — обыкновенный городской телефон. Трубку пытались воткнуть в промежность.
…Женщина бросается ко мне с плачем.
— О, господин офицер, господин комиссар! Мой мальчик остался дома, он совсем маленький, ему только 11 лет. А солдаты не пускают нас, били, изнасиловали… И дочку, ей только 13. Её — двое, такое несчастье. А меня — очень много… Нас били, и мальчика били…
…Младший из солдат оттолкнул старуху с дороги в снег и выстрелил почти в упор из карабина. Она завизжала слабо, по-заячьи. Он стреляет ещё и ещё раз. На снегу — тёмный комок, неподвижный. Мальчишка-солдат нагибается, ищет что-то, кажется, подбирает горжетку».
Копелев противопоставляет опытных фронтовиков в возрасте, знавших страшную цену крови, и молодых новобранцев, опьянённых насилием. Он вспоминает, как командир дивизии полковник Смирнов лично застрелил лейтенанта, который в подворотне устанавливал очередь к распластанной на земле немке. То же самое встречаем у Леонида Рабичева: «По приказу маршала Конева было перед строем расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одного случая изнасилования и убийства мирного населения больше в Силезии не было. Почему этого же не сделал генерал армии Черняховский в Восточной Пруссии?»
Так что не стоит все преступления советских солдат списывать на бойцов из бывших уголовников. Точно так же, как нельзя безоговорочно доверять воспоминаниям Рабичева о «тысячах солдат», которые на его глазах набрасывались на немецких девочек и убивали детей. Эта страсть к гиперболам сродни нелепым байкам о «миллионах зэков», прошедших Колыму.