Ничего более отвратительного в жизни я не испытывал, как стоять неподвижно в роли мишени. Мы открыли огонь по пушке и пехоте. Дуэль продолжалась не более минуты, а показалась мне чуть ли не вечностью. Но вот мотор заработал, и мы рванулись обратно ко Львову. Отскочив от высотки на 1,5–2 км, я оглянулся и увидел, что второй мой танк горит. Экипаж успел выскочить и по кювету пробирался к нам. Беглым огнем мы задержали цепь немцев, посадили экипаж второго танка десантом и помчались во Львов.
Вот таким путем нам, офицерам штаба, нередко приходилось узнавать, что происходит на разных участках нашего фронта. Но в данном случае я мало что узнал. Только впоследствии стали известны подробности гибели 159-й стрелковой дивизии. Когда она под давлением противника стала отходить ко Львову, то подверглась сильным ударам с воздуха. Дивизия рассеялась по пшеничному полю. Разрозненные группы бойцов мы обнаружили уже на окраине Львова. Мне посчастливилось встретить начальника оперативного отдела дивизии и совместными усилиями создать оборону окраины Львова.
Командующий Музыченко для обороны Львова направил 4-й мехкорпус и некоторые другие части. Мне же приказал организовать заградительные кордоны на дорогах восточнее Львова, задерживать всех беглецов, формировать отряды и посылать на фронт. Было приказано также из способных носить оружие и гражданских лиц создавать команды и направлять обратно на оборону города. В случае неповиновения мне давалось право применять оружие и расстреливать дезертиров на месте.
Эта кратковременная роль полевого жандарма дала мне возможность познакомиться с нашим тылом, узнать и проверить организованность партийно-советских учреждений, мужество их руководителей.
Хлопот с разрозненными воинскими подразделениями, деморализованными главным образом из-за огромных потерь в офицерском составе, было относительно немного. Стоило их задержать, дать командира или выделить из их же среды, и они тотчас поворачивались на запад. И мужественно дрались. Мне даже не приходилось угрожать оружием.
К сожалению, нельзя то же сказать о некоторых работниках НКВД и партийно-советского аппарата. Расскажу только об одном случае.
В массовом потоке беженцев из Львова я заметил целую колонну машин, загруженных домашними вещами: диванами, креслами, зеркалами, ореховыми шкафами — с находившимися в них военными в форме НКВД. Впереди этой колонны шла легковая машина. Я приказал задержать всю колонну, а всем военным выйти из машин. Легковая машина проскочила, грузовые остановились. Военные — все в фуражках цвета бордо — приказ сойти с машин не выполнили. Больше того — на меня посыпались угрозы и густая ругань. Не вступая в пререкания, я приказал своему взводу разведчиков с ручными пулеметами приготовиться к бою. Солдаты нацелили пулеметы на машины. Повторил приказ с предупреждением: если они не подчинятся, то открою огонь.
Увидев, что их петлицы и угрозы на меня не действуют, что я очень далек от шуток, они начали выпрыгивать из машин. Набралось 45 человек офицеров в звании старших лейтенантов и капитанов, а один в звании подполковника. Приказал им построиться. На этот раз возражений не последовало, и все быстро выполнили приказ. Я подошел к строю и сказал:
— Кто имеет оружие — поднимите руки.
Подняли руки все.
— Кто коммунист?
Тоже подняли руки все.
В моей груди закипел гнев. Было даже желание расстрелять всех без долгих разговоров. Но, конечно, хорошо, что сдержался и не поддался чувству гнева.
— Как же это так, товарищи коммунисты-офицеры? — сказал я. — Все вы здоровые люди, с оружием, в звании офицеров, а удираете в тыл, как дезертиры? Беспартийные красноармейцы бьются с врагом до последнего вздоха, а вы? Вы знаете, что я имею право сейчас всех вас за дезертирство расстрелять?
Подполковник подошел ко мне и попросил разрешения дать объяснение. Он сказал, что они из войск НКВД, что в этих машинах имущество областного управления НКВД и архивы областных организаций. Кроме того, они охраняют секретаря обкома партии Грищука.
Это объяснение меня еще больше взорвало:
— Вы понимаете, что говорите? Родина в смертельной опасности, враг ломится в глубь страны, а вы охраняете вот эти кресла, зеркала и еще одного вельможу? Как вам не стыдно? Вот приказ командующего армией генерала Музыченко: все вы немедленно отправляетесь на фронт. Если не выполните приказ — расстреляю!
Возражений не было. Все по моему виду и тону поняли, что я немедленно выполню угрозу. И я действительно был очень недалек от того, чтобы выполнить приказ командующего: расстрелять эту группу дезертиров. Вспомнились мне рассказы моих товарищей, переживших застенки НКВД…
Подполковнику я приказал принять командование над большой группой задержанных солдат, влить в них своих офицеров и выступить на фронт. Во время формирования отряда ко мне подошел сам секретарь Львовского обкома партии товарищ Грищук. Он находился в легковой машине, которой удалось проскочить, и возглавлял всю колонну машин с домашними вещами.