— Я спрашиваю вас, Ричард, почему вы считаете странным то, что я ИХ слышу, когда ОНИ к нам обращаются из потустороннего мира, в то время как незнакомый нам человек может с нами общаться из-за океана без всякого провода!
— В наше время, — рассеянно возразил сэр Ричард, — ничего не кажется мне странным.
Появился Уэллс, неся на огромном серебряном подносе зажаренных тетеревов.
— Как вкусно! — воскликнул Уэбстер. — Это мое самое любимое блюдо из дичи. Но ведь сейчас не сезон.
— Пожалуйста, сэр, — твердым голосом сказал Уэллс, накладывая ему куски дичи и поливая их соусом.
— Хорошо, хорошо! Больше никаких вопросов! Собственную дичь можно есть когда угодно.
— Уэллс, — строго сказал сэр Ричард, — я не позволяю браконьерства в моих лесах!
— Конечно, сэр, — согласно кивнул Уэллс. — Именно это я и сказал браконьеру, конфискуя у него этих глухарей.
— Вы должны были передать их лесничему, — упрекнула его леди Мэри.
— Что ж, раз уж так получилось, — рассудил Уэбстер шутливым тоном, — они будут лучше себя чувствовать в наших животах, чем в животе у лесничего.
— Конечно, сэр, — сказал Уэллс и вышел.
Ужин продолжался в молчании. Уэбстер взял большим и указательным пальцем хрупкую кость и с аппетитом гурмана обглодал ее, а затем, вытерев руки салфеткой, сказал:
— Пользуясь временным отсутствием нашего гостя, я хочу доложить вам, что предпринял еще одну попытку добиться, чтобы ваш замок классифицировали как исторический памятник. Но замков у нас хоть пруд пруди! На прошлой неделе я прочитал в «Таймс» заметку следующего содержания: «Сдается замок, содержащий двадцать пять жилых и десять ванных комнат, за один миллион в год плюс дополнительные расходы на его содержание, что составляет двадцать тысяч ливров». Представляете? Конечно, таких замков, как ваш, с тысячелетней историей, не так много. Особой надежды я не питаю, но все-таки шанс есть. Я рад, что вы предложили Блэйну остаться в замке.
— Я уверена, что сегодня ночью что-то должно произойти, — заявила леди Мэри.
Уэбстер вычистил свою тарелку и откинулся на спинку кресла в ожидании жаркого.
— Что же может произойти, леди Мэри?
— Что-нибудь, — прошептала она.
Ее ласковые голубые глаза смотрели вдаль, на губах играла неуловимая улыбка. Ела она очень мало и медленно, так что тарелка оставалась почти полной. Бриллианты ее колец ярко сверкали в свете свечей. Наконец она оставила в покое свои приборы и добавила:
— Я верю в это.
— Все возможно, — рассеянно сказал сэр Ричард. — Милостью божьей короли могут все.
Уэбстер переводил ошарашенный взгляд с одного на другого.
— Разве здесь происходит что-то необычное?
Ответа не последовало. Вошел Уэллс с блюдом жаркого. Он поставил поднос на сервировочный столик и начал осторожно отрезать большие тонкие ломти.
— Мистер Уэбстер любит с кровью, Уэллс, — сказала леди Мэри.
— Конечно, миледи, — ответил Уэллс. — Я знаю.
— О, Уэллс! Вы всегда все знаете, — жалобно простонала леди Мэри.
В библиотеке Блэйн разговаривал со своим отцом, держа трубку как можно дальше от уха. Кэт стояла на пороге и улыбалась.
Встретив ее взгляд, он сказал:
— Послушайте наш разговор…
— Мне было бы трудно поступить иначе, — продолжая улыбаться, ответила Кэт. — Зря вы ему сказали, что хотите устроить музей здесь. От такой новости его еще хватит удар. Тем более что у вас вовсе нет такого намерения.
Джон Блэйн прикусил губу и сделал гримасу, в то время как безжалостный голос продолжал греметь:
— Что еще за манера бросать трубку, когда я с тобой разговариваю, черт подери! Жаль, что связь никуда не годится, а то бы я сказал тебе все, что я о тебе думаю! Но кое-что я тебе все-таки скажу. Ты теряешь голову, Джон! Не следовало бы отпускать тебя одного! Я категорически возражаю против вывоза картин! И никому их не подарю! Даже Метрополитену! Я платил за них собственные деньги! Лучше уж распустить фонд.
Джон Блэйн еще раз взглянул на Кэт и выражением лица показал ей, что он собирает все свое мужество в кулак. И тут же бросился в атаку:
— Теперь моя очередь, папа! Послушай, дай мне сказать! Я согласен с тобой!.. Что? Да, прекрасно! Говорю, что согласен с тобой! А!..
Глубоко вздохнув, он продолжил:
— Да, я знаю, что ты ничего не понимаешь… Я согласен с тобой, но по другим причинам. Не потому, что ты платил за картины живые деньги, и не потому, что плохо показывать свою щедрость. Да, да, я продолжаю настаивать на том, что согласен с тобой. Как почему? Потому, что хочу, чтобы люди могли восхищаться искусством в любое время, ежедневно, включая воскресенья и праздники. Вот поэтому-то я и настаиваю на том, чтобы картины остались в Коннектикуте, вблизи крупных городов, где имеется разветвленная сеть прекрасных автодорог, где залы могут быть оборудованы комфортабельными креслами. А поскольку зрители не поедут сюда, то я и отказываюсь от мысли устроить музей здесь… Что это? В Нью-Йорке сейчас гроза?.. Нет, ты же мне сказал заткнуться!.. Хорошо, сэр. Я прощаюсь с тобой… очень тепло… Ты слышишь меня, папа? Я заканчиваю и повторяю, что очень тебя люблю. Твой Джонни.
Он положил трубку и разразился громким смехом.