Этот самый человек, называющий себя Константином Беспросветным, никому о себе ничего не рассказывает. Воюет хорошо, однако никогда сам с инициативой не вылезает, держится особняком. Несмотря на то, что пользуется авторитетом, ни с кем не дружит, ни с кем не сошелся. Между тем имеются косвенные свидетельства, что он «сидел», причем срок имел немалый, а потом у него произошла какая-то личная драма, из-за которой он был вынужден срочно и почти нелегально покинуть Россию.
Во всем этом не было бы ничего такого уж страшного — в конце концов, русы пусть сами со своими разбираются. Но тут происходит эта непонятная и подозрительная история.
Видеться она, эта история, сербскому руководству может, например, так.
На положае, где находятся русские добровольцы, невесть откуда вдруг появляется никому здесь неизвестная девушка. Оказывается, она разыскивает разведчика Просвета, которого хорошо знает. Ладно, дело мужское, это можно было бы как-то объяснить. Между тем выясняется, что эта девушка — мусульманка. Наверное, это тоже еще как-то можно было бы объяснить — например, тем, что разведчик завербовал ее во время одного из походов в тыл противнику или уговорил ее стать его осведомителем. Маловероятно, но допустим, что так оно и было. Однако они вдвоем вдруг куда-то исчезают на несколько часов. Исчезают вообще, бесследно, никому не сказав куда. И это еще можно понять, например, что просто удалились в заросли погуще, потому что у них вдруг вспыхнула взаимная симпатия.
Бред какой-то, — ухмыльнулся внутренний голос. Сам знаю, огрызнулся я.
А сам продолжил. Итак, допустим, что они просто удалились по каким-то личным интимным делам. Но дальше все становится еще запутаннее, непонятнее и необъяснимее. Она не возвращается домой, остается жить с Просветом… Предположим, и это еще как-то возможно объяснить: например, что у нее все там разрушено, все сгорело, все уничтожено и все погибли. И потому она прилипла к этому русскому.
Однако, рассуждал я дальше за неведомого мне сербского офицера, тут начинается то, что уже никак объяснить невозможно.
Несложная проверка личности девушки вскрывает, что она, оказывается, не такая уж беспомощная сирота. Что у нее есть три брата, которые активно воюют против нас, что она сама также принимала участие в боевых действиях… Что ее не тронул и даже отпустил Просвет, захватив на положае, где погибло столько-то мусульман (допустим, контрразведке это известно)…
Так почему бы не допустить, должен предположить этот неведомый мне офицер, что при помощи этой подруги русского добровольца по прозвищу Просвет пытаются каким-то образом использовать против сербской стороны? На женщинах еще и не такие как он ломались… Это называется «постельной разведкой». Каким образом его собираются использовать? А кто ж его знает…
Ладно, если рассуждать подобным образом, а такая цепочка рассуждений представляется вполне логичной, я в глазах неведомого сербского контрразведчика и в самом деле буду выглядеть не слишком приглядно. И что же он со мной может сделать?
Не знаю я местных законов — как писанных, так и традиций. Поэтому предвидеть мою судьбу не могу. Другое дело, что на войне законы проще: как говорится, до ближайшего оврага.
Когда я дошел до этой мысли, вдруг понял одну вещь, которая до сих пор до меня не доходила.
Понятно, что сербскому командованию нет никакого резона ссориться с людьми, которые приехали добровольно помогать им в борьбе. Что-либо делать со мной официально — забирать в контрразведку или устраивать суд военного трибунала — никто не станет. В свете моей сомнительной истории правильнее всего было добиться одного из трех вариантов: добиться того, чтобы я потихоньку уехал отсюда; сделать что-нибудь с Мириам, свалив это потом на месть мусульман за измену священным идеям газавата; или же сделать что-нибудь со мной, также свалив на мусульман. Первый вариант не удался. И тогда, посадив меня под замок, Славко практически спас меня: теперь если со мной хоть что-нибудь случиться, у наших ребят не будет сомнения в том, откуда ветер дует. А это (см. выше) местному руководству никак не выгодно.
Остается только одно: Мириам. Именно ей сейчас угрожает основная опасность.
Что могут сделать с ней? Да что угодно! Подстеречь где-нибудь и убить. Натравить на нее местных женщин, которые сами пострадали в этой войне или у которых погибли близкие. Натравить на нее мужчин — вплоть до того, что даже среди наших ребят и то найдется несколько человек, которые, если их подпоить и науськать, не откажутся от этого, особенно если будут знать, что им за это ничего не будет…
Впрочем, почему я обо всем этом думаю в будущем, а точнее вероятностно-будущем, времени? Может быть это «что-то» уже произошло вчера?.. Нет, не хочу, не может быть, лучше не надо! Пусть это будет бредом, пусть это будет бредом не выспавшегося выпившего взволнованного идиота!..