Она хватает меня за запястье и, сжимая со всей силы, тащит за собой ‒ к стоящим поодаль наемным приютским помощникам. Однако нам удается беспрепятственно пройти всего каких-то пару метров, как вдруг перед нами вырастает Четыреста пятая. Ее рука со скрюченными пальцами с быстротой хищника опускается сверху на руку госпожи Тай, удерживающую меня, а мгновением позже смотрительница взвизгивает, близко познакомившись с впившимися в ее кожу ногтями.
‒ Чертовка дьявольская! ‒ Она сплевывает на грязный пол и злобно пялится на напавшую. ‒ Совсем башку снесло? Чего устроила, тварь?!
‒ Куда вы собирались ее отвезти? ‒ Четыреста пятая прижимает отвоеванную меня к себе настолько крепко, что я даже начинаю сомневаться, что она вообще когда-нибудь в этой жизни согласится меня отпустить.
‒ Не твое собачье дело, чертовка. ‒ Госпожа Тай обеспокоенно рассматривает царапины. ‒ Твое ‒ ублажать кого надо и тряпку в глотку себе запихивать, чтоб лишнего не болтать. Не приносила бы доход, я бы тебе шею прямо сейчас свернула, четверка недалекая. Давай сюда ребенка.
В ответ Четыреста пятая разворачивается к ней спиной, передвинув и меня, и, загородив собой, свирепо глядит на женщину через плечо.
‒ Ни за что не отдам.
‒ Не тебе решать. ‒ Госпожа Тай, успев утихомириться после вспышки, раздражено фыркает. ‒ Заказчик забирает всю группу и платит намного больше, чем стоит даже тысяча таких никчемышей. Такого я не упущу. Отлипай от своего зверька, и дай мне уже избавиться от старья из бракованных малолеток. И, если уж так неймется, что хочется о ком-нибудь позаботится, то я подброшу тебе кого-нибудь сносного из новых сиротинушек. Здесь конвейер, милая. Или даже позволю выбрать тебе самой.
‒ Я буду работать больше.
‒ Что? ‒ Госпожа Тай хмурится. ‒ К чему это?
‒ Буду работать больше и дольше. Со многими. Часто. ‒ Вкрадчивость интонаций позволяет Четыреста пятой выглядеть сильной и сыпать полными уверенности утверждениями, но я-то слышу, как громко бухает ее сердце. ‒ Больше денег. Больше клиентов. Больше завлечений. А значит, еще больше денег.
‒ И?.. ‒ Поразмыслив, предлагает продолжить госпожа Тай.
‒ Шестьсот тридцать седьмая остается со мной. Это мое условие.
‒ Ты не в том положении, милочка, чтобы просить меня соблюдать какие-то там условия. Ты ‒ гниль под моими подошвами. Усекла?
‒ Гниль, которую покупают, ‒ парирует Четыреста пятая. ‒ Способная принести вам больше денег. Если позволите, конечно.
Госпожа Тай громко чертыхается и на эмоциях ударяет себя кулаком по бедру. Пару секунд всматривается в хорошенькое личико своего «слитка» и «гнили» и, приблизившись, наклоняется ко мне.
‒ Рано или поздно эта малютка тоже будет на меня работать, ‒ с ухмылкой предупреждает она. ‒ По стопам своей защитницы пойдет. Уж я заставлю
‒ Но точно не сегодня. ‒ Четыреста пятая снова поворачивается, пряча меня, а нос смотрительницы утыкается в ее спину.
‒ Гнильцо мое. А ты, гнилушка, расти поскорее. Пора трудиться во благо Клоаки.
Отпускает меня Четыреста пятая только тогда, когда смотрительница вместе с помощниками скрывается за углом.
‒ Ничего… Ничего… ‒ Она опускается на пол, тяжело дыша. ‒ Ничего… Солнышко. Я все сделаю. Не бойся. Я выведу тебя отсюда. Ты покинешь это место, обещаю…
Глава 22. Тоскую по моим небесам
‒ Его не будет две недели?!
Несмотря на то, что инъекции стали уже привычной рутиной, я все равно морщусь от касания иглы к коже. А нервы Такеши, судя по перекошенному лицу, давно уже перекрутились в беспорядочный мусорный клубок. Каждое взаимодействие со мной действует на него удручающе. Будь у него выбор, мчался бы уже отсюда на полной скорости и затихорился бы где-нибудь на ледяных островах.
Чего не скажешь о Тео. Чашка кофе, тарелка мучного, мягкое кресло, и восстание энтузиазма гарантировано. По крайней мере, хлюпающий кофейком юрист выглядит сейчас как самый счастливый человек на свете — в отличие от нас с Такеши, обоюдно люто страдающих от процедуры с «Алым».
‒ Две недели. — Тео кивает. ‒ Плюс день. Мордой своей, конечно, ничего не выдает из эмоционально страдательного, но сдается мне, сейчас ему совершенно не хочется надолго покидать поместье. Как бы это сказать… Настроение у него занятное — прямо в воздухе витает нечто такое лучезарное и блестящее…
‒ Ты юрист, а не долбанный поэт, ‒ осаживаю его, глухо шипя на проникновение живительной смеси под кожу.
‒ Он радостный в последнее время, ‒ отбросив лирику, объясняет Тео и, устраивая целое представление с кокетливым подмигиванием, бессловесно намекает мне на то, что ему надо бы все же рассказать о причинах сих основательно безумных изменений, произошедших с хладным господином.
‒ И сегодня был? Ну, радостным? — После вечерних безумств от Виви я проспала намного дольше обычного, и Лиллоу даже пришлось зайти в господскую спальню и тактично пошевелить меня за пятку. И уж, понятное дело, я не застала вид утренней радостной физиономии Виви.