Я сделаю это для нас

Нет, конечно, он общается со своими читателями — ездит в турне, получает письма в конвертах (я раз в месяц забираю их на почте), отвечает поклонникам на «Фейсбуке». У него прекрасный агент, который иногда приезжает в Россию, и они периодически встречаются в кафе или здесь, в доме. Но есть ли у него кто-то близкий? Ближе, чем я? Я не знаю точно, но уверен, что нет.

Мы с ним говорили об этом. Я спрашивал, не одиноко ли ему? Не хочется ли ему семьи, детей? Дядя Вова всегда отвечал, что семья у него есть. Есть я, и я ему как сын. А еще у него есть его книги, с которыми он обращается как с любимыми людьми. Я знал, что это правда. В каждом романе у дяди Вовы есть девушка, которую очень любит главный герой (его альтер эго), и, в зависимости от жанра, у главных героев есть прекрасная жизнь — в начале (для триллеров) или в финале (для драм). Дядя Вова говорит, что ему достаточно той любви, которую он дарит своим персонажам. А в реальности его жизнь слишком заполнена событиями, связанными с книгами и со мной, чтобы делить ее еще с кем-то.

Я относился к его позиции с уважением, хотя внутри себя также осуждал. Ведь дядя Вова не всегда будет центром моего внимания, и я не всегда буду рядом с ним. С учетом моих «рамок» и моей продолжительности жизни (какой я себе ее представлял), скоро он останется только наедине со своими книгами и ему будет совсем одиноко. Мы пытались говорить и об этом, но дядя Вова был категоричен. Он уверял, что его похоронами займусь я, а никак не наоборот, хотя иногда подыгрывал моим мыслям о моей скорой кончине, но это в его глазах всегда была только игра. В этом вопросе его позиция была глупой, но переубедить его у меня не выходило.

Я грел руки о чашку с чаем, дядя Вова что-то дописывал в рукописи. Я никогда не заглядывал ему под руку, боясь сбить.

Во время письма он выглядел как безумный гений — лицо сосредоточено, губы сжаты, пальцы летают над клавиатурой, на экране мелькают строчки. Он писал очень быстро, практически без остановки. Потом правил какие-то отдельные куски текста, что-то вычеркивал и дописывал, но когда он писал, не останавливался ни на минуту, даже чтобы исправить опечатки. Меня смущали подчеркивания текстовой программы, которая выделяла текст с ошибками, а дяде Вове было плевать на это. Он писал, глядя в экран с разноцветными линиями, подчеркивающими слова, а когда заканчивал, щелкал мышью, за пару минут исправляя все, что было написано неправильно.

Он закончил, свернул текст и захлопнул компьютер. Для верности даже отодвинул его подальше и улыбнулся мне.

— Расскажи мне про того человека, которого боялась мама, — попросил я.

Дядя Вова как-то странно посмотрел на меня. Я сходил к машине, взял мамин дневник и принес ему. Я показал запись от середины марта. Дядя Вова прочитал вслух:

— И да, тот человек больше не объявлялся. Прошел уже год, я надеюсь, мы больше ничего о нем не услышим. Я очень на это надеюсь

.

Он нахмурился и спросил:

— О ком она говорит?

— Я у тебя хотел это узнать, — ответил я.

— Но я не знаю, Ваня. Правда не знаю. Когда это было? Девяносто восьмой год… В тот год произошло много чего… Нет, я не помню, чтобы у твоей мамы были какие-то проблемы. Давай посмотрим остальные записи, может быть, в них есть что-то?..

— А разве ты не читал маминых дневников? — удивился я.

— Нет, конечно, это ведь личные записи Иры. Я никогда не читал ее дневники.

— Постой… Но откуда ты знаешь, что в них написано о тебе? Просто потому что мама не могла не писать этого?

— Ты думаешь, она боялась какого-то человека, который вскоре пришел и… Ты правда так думаешь?.. — спросил дядя Вова тихо и покачал головой. Ему было неловко, что сам он об этом не подумал. — Отвечаю на твой вопрос: я знал, потому что мы вместе кое-что писали, но я уверен, что в этих дневниках очень многое обо мне, потому что Ира мне об этом сказала.

— Сама?

— Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Мы вошли в дом. Дядя Вова взял фонарик, и мы спустились в подвал. Здесь было чисто и не пыльно, правда, электричества тут так и не провели, отец не успел, а дяде Вове было не нужно. Если приходилось убираться или требовалось что-то найти, обычно просто открывали дверь, и солнечного света хватало, чтобы осветить небольшой подвальчик. Или включали переноску — лампочку на шнурке, которую можно было закрепить на крючок, вбитый в потолок.

— Это где-то здесь, — сказал дядя Вова, показывая на ряды коробок, упакованных и заклеенных скотчем. Я снимал коробки на пол по одной, и дядя светил на впаянную под скотч бумажку, на которой маминым почерком было описано содержимое коробки.

Мы нашли «Детские игрушки Вани», «Детские книги Вани», «Сервиз», «Старая техника»… Я упыхался снимать и ставить коробки на место, но нужная оказалась именно там, где по закону подлости и должна оказаться — в самом нижнем и дальнем углу.