Я - Шарлотта Симмонс

— Ну, не знаю… Я имею в виду: ты тоже в одной и той же столовой питаешься или как?

Лори чуть подозрительно и вместе с тем иронично посмотрела на нее, будто спрашивая: «Ты что, специально меня сбить с толку хочешь — или как?» Лицо Шарлотты оставалось неподвижно-бесстрастным, и после неловкой паузы Лори сказала:

— У нас в общежитии есть свой кафетерий, а вообще-то в кампусе полно ресторанов и кафе.

— Наверное, в Дьюпонте тоже полно ресторанов и прочих заведений? — предположила миссис Томе, глядя на Шарлотту.

— Да, конечно, — сказала Шарлотта… как же трудно говорить, когда говорить не хочется, — но они не включены в программу питания стипендиатов, даже самый большой фаст-фуд, который находится в центре кампуса. В общем, я всегда ем в одной и той же столовой. — «Ну пожалуйста! Не хочу я, понимаете, не хочу говорить про Дьюпонт».

Миссис Томс взглянула через стол на Лори, маму и мистера Томса. Наконец с заговорщицким видом она сказала:

— А у меня имеются сведения, что наша Шарлотта все-таки кое-куда выбирается. У сестры моей невестки есть дочь, а у той подруга учится в Дьюпонте, на старшем курсе, и она у них там президент одной из женских студенческих ассоциаций… И она

знает Шарлотту. Она знает о Шарлотте гораздо больше, чем Шарлотта о ней. Так что нельзя сказать, будто Шарлотта там прозябает в безвестности, хотя она еще только на первом курсе.

Шарлотта увидела, как мама расплылась в улыбке: ну конечно, она-то подумала, что ее гениальную девочку в университете знают, а раз знают, то и уважают — другого она и предположить не могла. Да уж, знают — это точно. Шарлотта пыталась разобраться, не относится ли улыбка миссис Томс к саркастическим ухмылкам третьего уровня, так популярным среди дьюпонтских снобов. Что же это творится? Неужели… неужели это сама ее Смерть заговорила с улыбкой на устах? Ведь сейчас эта женщина все всем расскажет… наверное, она испытывает какое-то извращенное удовольствие, когда видит, что человек корчится и дергается, будто нанизанное на булавку насекомое!

Запаниковав, девушка заговорила, пожалуй, чересчур эмоционально:

— Да откуда? Откуда она меня знает? Мы с ней даже не знакомы. Я слышала про нее — она президент ассоциации и все такое, но я ее не знаю. Если б она сейчас вошла в дверь — я и то не догадалась бы, что это она. Я просто ума не приложу, откуда она может знать мое имя! У меня нет ничего общего ни с ней, ни с ее подругами, ни вообще с теми людьми, которые вокруг нее…

Шарлотта запнулась и замолчала. С какими загадочными улыбками они все на нее смотрят. Точно, теперь решат, что ей есть что скрывать, а иначе с какой стати она бы стала так яростно доказывать, будто не знает кого-то из старшекурсниц? Надо дать понять, что все это ее мало волнует.

— Она, наверное, просто перепутала меня с кем-то.

Не сработало. Впрочем, этого следовало ожидать. Миссис Томс с усмешкой спросила:

— А разве в Дьюпонте на первом курсе учится еще кто-нибудь из Спарты, Северная Каролина?

Шарлотта просто онемела… и запаниковала еще больше. С какой стати Люси Пейдж упоминать Спарту в разговоре с кем бы то ни было? Все ясно: значит, ей всё рассказали, а она и рада вместе с другими посмеяться над наивной деревенской дурочкой, которая пытается отшивать людей с помощью присказки: «О Спарте — вы о ней никогда не слышали и никто не слышал». Но вот зачем миссис Томс завела этот разговор? Да ясно зачем: она наверняка знает все от начала до конца и явилась сюда, чтобы помучить Шарлотту — прямо на глазах у родителей.

Девушка смотрела на миссис Томс со страхом, как забитая собака. «Наверное, я должна ненавидеть ее, — думала она, — ненавидеть эту женщину, которая пришла к нам в гости только ради того, чтобы испытать чувство извращенного удовольствия, унижая меня на глазах родителей и младших братьев, наверняка сейчас подслушивающих взрослые разговоры, сидя в кухне». Но у Шарлотты Симмонс больше не было права ни на ненависть, ни на презрение, ни на неприязнь. Она пала так низко, что не смела теперь судить, а тем более осуждать кого-либо, что бы тот ни сделал.

Неловкое молчание за столом снова затянулось, и Шарлотта опять поняла, что ситуация лишь усугубляется с каждой секундой. Всякий раз, не отвечая на очередной вопрос, она подтверждала уже давно закравшееся в души всех присутствующих подозрение: что-то с нею не так, что-то она замалчивает.

— Я на самом деле не знаю, — наконец сказала Шарлотта. Вот только почему даже эту простую фразу нужно было говорить таким тихим робким голосом? Что же делать? Ах да, конечно — улыбнуться. Улыбка получилась до того кислой, что наверняка убедила и гостей, и родителей: ей есть что скрывать.

Рождественский ужин, превратившийся в сплошное мучение для Шарлотты, шел своим чередом. Всем, естественно, больше всего на свете хотелось услышать, чт'o она расскажет про Дьюпонт. Судя по энтузиазму, с которым гости задавали ей вопросы, Дьюпонт был для них слившимися воедино Олимпом, Парнасом, Шангрила, Городом Солнца и пиками Дарьена.

— Ну как тебе преподаватели?