Я - Шарлотта Симмонс

— Да по мне даже пробежка или спортзал веселее, чем то, как проводят время другие студенты. У них в основном глупые развлечения. Глупые и… в общем, дурацкие. По большей части они ведут себя как семиклассники. Ничего их не интересует, кроме как… — Эту фразу Шарлотта решила не договаривать. Она хотела сказать «кроме как напиваться», но подумала, что мама, пожалуй, упадет в обморок, услышав такое. — В общем, они тусуются — а с моей точки зрения, просто ведут себя как полные идиоты.

Похоже, нарисованная картина жизни в Дьюпонтском университете не привела в восторг мисс Пеннингтон. Поколебавшись, она все же спросила с опаской:

— Ну хорошо, Шарлотта, но я думаю… учиться там тебе действительно интересно?

Давненько Шарлотта не слышала, чтобы мисс Пеннингтон спрашивала о чем-то с такой мольбой в голосе. Она явно хотела услышать утвердительный ответ, а иначе… а иначе рушились все ее представления о том, ради чего нужно учиться и учить других.

Шарлотта опять почувствовала себя виноватой. Нельзя позволять собственным несчастьям бросать тень на весь окружающий мир.

— Да, это правда, мисс Пеннингтон. У нас есть один курс… — Она хотела было рассказать о мистере Старлинге, но в последний момент решила не заострять на нем внимание, потому что очень скоро мама с папой получат официальное уведомление о результатах ее учебы за первый семестр и, увидев название курса и имя преподавателя, которыми она так восхищалась, обнаружат весьма невысокую оценку именно по этому предмету. Мисс Пеннингтон тоже наверняка заметит эту «неувязочку». «Один курс» так и повис в воздухе.

— Что же это за курс? — Мисс Пеннингтон по-прежнему смотрела на Шарлотту умоляющими глазами.

— Нейрофизиология, — ответила та. Опять неловкая пауза… ну как же трудно… мучительно…

вести этот разговор. — Я даже не представляла, что это может быть так интересно. — При этом Шарлотта понимала, что по ее лицу в этот момент ни за что не скажешь, будто ей вообще может быть интересно что бы то ни было. Последовала очередная неловкая пауза. — Наш преподаватель, мистер Старлинг, на первом же занятии рассказал, что за тысячу лет сменилось всего сорок поколений людей. Он всегда так — начнет что-нибудь рассказывать, и ты обо всем забываешь. Очень интересно.

— Старлинг… — сказала миссис Томс. — Это он получил Нобелевскую премию?

— Не знаю, — сказала Шарлотта.

— Извините, что перебиваю, — миссис Томс решила все же подключиться к разговору, — но ты сказала «сорок поколений»?

— Это он

так говорит. Мистер Старлинг. — Шарлотта полагала, что сия не слишком вежливая фраза поможет закрыть разговор и на эту тему. Ей в ее состоянии только и не хватало сейчас устраивать дискуссии обо всяких там «поколениях» и на прочие академические темы. Каждое слово девушке давалось с неимоверным трудом, ощущение было такое, что она перекладывает и составляет один к другому тяжеленные бетонные блоки.

Молчание. Десять, пятнадцать секунд — пауза казалась вечностью.

Миссис Томс опять попыталась заполнить образовавшийся в разговоре вакуум.

— Нет, но мне действительно интересно. Что он имел в виду и в связи с чем так сказал?

— Да я уже не помню, — убитым, замогильным голосом ответила статуя Долготерпения, улыбаясь аллегорической фигуре Скорби.

Опять тишина и молчание; на этот раз молчание уже казалось затишьем перед бурей. Но тут вмешалось чувство вины и заставило Шарлотту посмотреть на ситуацию с другой точки зрения. Нельзя так поступать с близкими людьми. Они ждут, что ты им что-то расскажешь, а ты сидишь и отмалчиваешься.

— Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, мистер Старлинг имел в виду, что тысяча лет — не такой уж большой срок, а ведь за это время представление человека о самом себе — во всяком случае, в западной цивилизации — изменилось коренным образом.

Не только мисс Пеннингтон, но и мама внимательно, словно церковную проповедь, слушали ее откровения. И Шарлотту вдруг осенило: да ведь в первый раз за весь вечер они получили то, ради чего собрались, — хоть что-то о Великом Дьюпонте, и притом что-то стоящее. У Шарлотты замерло сердце, она замолчала, но уже не так, как раньше: все ее чувства обострились, девушка внимательно всматривалась в лица сидевших за столом и прислушивалась ко всем доносившимся до нее звукам: вот потрескивает уголь в печи… вот папа чавкает, потому что, как всегда, не закрывает рот, когда ест… вот Бадди негромко, чтобы мама не услышала, увещевает Сэма, которому надоело сидеть на кухне и подслушивать взрослые разговоры… вот машина едет по шоссе мимо дома 1709, «шлеп, шлеп, шлеп» — такой странный звук, видимо, из-за того, что одно колесо спущено, поэтому она и тащится так медленно… а вот и узнаваемый шорох над головой — пласт снега сползает по крыше…

А миссис Томс, оказывается, опять говорит: на этот раз о взаимопроникновении культур и диверсификации в колледжах. О них сейчас много пишут. Вот даже термин появился специальный — «мультикультурализм». А как эти тенденции проявляются в повседневной жизни Дьюпонта?