Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Если «Национальный комитет» в Нью-Йорке внушал сомнения, то английский кандидат в лидеры просто удручал меня. Это был вождь небольшого племени по имени Аббас Купи, старый друг Джулиана Эмери[57]

. Судя по фотографиям, этот человек носил бакенбарды и был вооружен до зубов — типичный продукт британского патернализма. Я не сомневался, что он был способен, подобно своим предкам, совершать налеты на невооруженные караваны или исподтишка подстреливать ошалевших от жары турецких солдат, устало бредущих через какое-нибудь ущелье. Но я никогда не разделял восторгов британского джентльмена при виде представителей дикого племени. Я уверен, что небывалая храбрость диких племен существует только в легендах и что сравнение обитателя диких гор со львом понимается в том смысле, что лев (вполне разумно) избегает ввязываться в драку, если не убежден, что ему противостоит слабый Противник или что его ждет по окончании драки жирный кусок мяса. Короче говоря, если Дости был молодым слабаком, то Аббас Купи был старым негодяем. Бесконечные споры англичан и американцев о достоинствах обоих соперников можно понять, лишь отбросив другие стороны дела и рассматривая его только как состязание, которое должно решить, кто — англичане или американцы — будет определять политику контрреволюционного правительства, если оно когда-либо образуется. Когда наконец и те и другие устали от споров и стали искать компромиссное решение, обнаружилось, что Дости и Купи под влиянием своих покровителей заняли настолько жесткую позицию, что ни одного из них нельзя было уговорить служить под началом другого.

Повседневный контроль за операцией был в руках Специального комитета по политике, который собрался в Вашингтоне. Он состоял из четырех членов, представлявших Государственный департамент, Министерство иностранных дел, Управление координации политики и СИС. Государственный департамент назначил в комитет Боба Джойса, компанейского парня, имевшего опыт в балканских делах; Эрл Джелико из английского посольства, тоже компанейский парень, представлял Министерство иностранных дел; третьим компанейским парнем был Фрэнк Линдсей из Управления координации политики, и, наконец, четвертым членом комитета был я. Нетрудно представить себе, что благодаря такому составу наши встречи носили далеко не формальный характер. Линдсей задал тон, заявив на нашей первой встрече, что единственный албанец, которого он видел, висел вниз головой на параллельных брусьях. Даже в более серьезные моменты мы, англосаксы, не забывали, что наши агенты лишь недавно слезли с деревьев. Хотя я и сказал, что Специальный комитет по политике осуществлял контроль за операцией, мы никогда не были свободны в своих действиях. Мое. лондонское начальство не позволяло мне забывать обязательства СИС по отношению к Аббасу Купи, а за спиной моих начальников всегда маячило вето Бевина: «Я этого не потерплю». Фрэнк Лицдсей, несомненно, был тоже связан подобными ограничениями.

Пожалуй, даже удивительно, что в таких условиях операция все же началась. СИС удалось наконец высадить небольшую группу агентов на албанский берег с заданием проникнуть в глубь страны, собрать необходимые данные и, двигаясь к югу, уйти в Грецию. Мы надеялись, что сведения, собранные агентами по пути, помогут впоследствии осуществить более широкие планы. Операция, разумеется, была безнадежной с самого начала. Агенты СИС смогли бы чего-нибудь добиться, только проникнув в города, но города находились под неослабным контролем коммунистов. Поэтому, чтобы выжить, агентам приходилось прятаться в горах, где они могли бы принести хоть какую-то пользу, если бы страна была охвачена восстанием. Возможно, в основе нашей акции лежала именно невысказанная надежда на восстание. Точно так же, как в более поздние времена (когда пора бы было поумнеть), некоторые рассчитывали, что высадка диверсантов в заливе Свиней зажжет пожар на Кубе.

В итоге несколько агентов все же сумели пробраться в Грецию, где с величайшим трудом их удалось вырвать из лап греческой службы безопасности, которая могла расстрелять их ни за грош. Информация, которую они принесли, была почти полностью негативной. По крайней мере, стало ясно, что их нигде не встретили с распростертыми объятиями.

С течением времени операция потихоньку была прекращена: она не внесла ни малейшего раскола в политическую обстановку в Албании. Пожалуй, для английского и американского правительств оказалось даже лучше, что их попытка потерпела неудачу. В случае успеха они имели бы бесконечные хлопоты со своими новыми протеже, не говоря уже о серьезных трудностях с Грецией и Югославией, а возможно, и с Италией. Через несколько лет Энвер Ходжа проделал все куда эффективнее, и голова болела уже у Пекина. Отсюда следует мораль, что лучше сократить свои потери, чем стать заложниками успеха. Эта мораль применима сейчас и к Юго-Восточной Азии.