Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Инструктаж по вопросам контрразведки тоже вызвал у меня серьезное беспокойство. Его проводил Морис Олдфилд, который сообщил мне нечто крайне важное. Совместное англо-американское расследование разведывательной деятельности Советского Союза в США привело к серьезному убеждению, что в 1944–1945 годах в английском посольстве в Вашингтоне, а также в атомном центре в Лос-Аламосе имела место утечка информации. Я ничего не знал о Лос-Аламосе. Но после быстрой проверки по списку сотрудников Министерства иностранных дел за соответствующий период у меня почти не осталось сомнений в отношении источника в английском посольстве. К моему беспокойству примешивалось чувство облегчения: дело в том, что еще в Стамбуле мой советский связной задал вопрос, который не давал мне покоя несколько месяцев. Он спросил, не могу ли я как-нибудь выяснить, что предпринимают англичане в связи с одним делом, которое связано с английским посольством в Вашингтоне и которое вело ФБР. В то время я никак не мог это выяснить. Однако после беседы с Олдфилдом я, по-видимому, приблизился к сути вопроса. Через несколько дней это подтвердил мой русский друг в Лондоне. Проверка в Центре не оставила у него сомнений в том, что информация из ФБР, о которой мы говорили в Стамбуле, и моя новая информация относятся к одному и тому же делу.

Тщательное изучение документов на какое-то время несколько успокоило меня. Поскольку СИС формально не могла заниматься разведывательной работой в США, изучение фактов, ведущих к установлению источника утечки, находилось в руках ФБР. Как и следовало ожидать, оно проделало огромную работу, результатом которой явилось лишь колоссальное количество попусту исписанной бумаги. Ни сотрудникам ФБР, ни англичанам пока не пришло в голову, что в этом деле может быть замешан дипломат, причем дипломат довольно высокого ранга. Расследование было сосредоточено на недипломатическом персонале посольства, и особенно на тех, кто был принят на работу на месте, то есть на уборщицах, дворниках, мелких служащих и т. д. Например, одной уборщице, у которой бабушка была латышкой, был посвящен доклад на пятнадцати страницах, полный ненужных подробностей о ней самой, ее семье и друзьях, ее личной жизни и привычках проводить праздники. Это свидетельствовало об огромных ресурсах ФБР и о том, как бесполезно они расточались. Я пришел к выводу, что в срочных действиях необходимости нет, однако за делом надо постоянно следить. Во всяком случае, какие-то решительные меры обязательно нужно будет принять, прежде чем я покину Вашингтон. Одному Богу известно, куда меня потом назначат, и тогда я могу потерять всякий контроль над делом.

Перед отъездом из Лондона меня вызвал шеф. Он был в превосходном настроении и

развлекал меня ироническими рассказами о наиболее щекотливых случаях из области отношений между английской и американской разведками в годы войны. Эти рассказы оказались не просто праздными воспоминаниями. Шеф сообщил мне, что известие о моем назначении в Соединенные Штаты, похоже, расстроило Гувера. Я тогда считался довольно высокопоставленным сотрудником Службы. На Дуайера (совершенно незаслуженно) смотрели иначе. Гувер подозревал, что мое назначение предвещает нежелательную деятельность СИС в Соединенных Штатах. Чтобы рассеять его опасения, шеф послал ему телеграмму, заверив, что не имеет намерения менять политику СИС: мои обязанности ограничиваются связью с американскими службами. Шеф показал мне телеграмму и посмотрел на меня в упор.

— Это, — сказал он, — мое официальное послание Гуверу. — И после короткой паузы добавил: — А неофициально… поговорим за ужином «У Уайта».

В конце сентября, когда моя подготовка была в основном закончена, я отплыл на пароходе «Карония». Проводы были запоминающимися. Первым, что я увидел на туманной платформе вокзала Ватерлоо, были огромные усы, а за ними показалась голова Осберта Ланкастера: теперь я знал, что в дороге у меня будет хороший компаньон. Прежде чем мы отчалили, меня вызвали к телефону. Звонил Джек Истон. Он сообщил, что Дуайер только что телеграфировал о своей отставке. Причины этой отставки были для меня неясны, но, по крайней мере, меня о ней предупредили. Наконец, в мою каюту внесли ящик шампанского с карточкой от одного до омерзения богатого друга. Я начал чувствовать, что моя первая трансатлантическая поездка будет приятной.