Я тебя не отпускаю

Между нами было столько всего сказано и не сказано, столько всего прочувствовано, что подобный жест выглядел разумным росчерком пера, что разделяет личное и деловое.

Медведев подался вперед, сложил руки на коленях и сцепил ладони в замок. В этой позе казалось, что Дмитрий смотрит на меня снизу вверх. Будто нарочно показывает, что я сейчас важнее. Мое настроение, мое душевное состояние. Я гнала от себя эти мысли, но они все равно прилетали, окрыляли и даже в нынешней ситуации заставляли расправить плечи.

– Алена. Во-первых. Ты должна понять. Мы с Беркутом считали, что Надя погибла…

Он остановился, вгляделся в мое лицо, чуть прищурился. Будто ждал реакции – закачу истерику или же нет. Я сидела ни жива, ни мертва после таких откровений, но все же кивнула. Мол, да, я все поняла.

– Так вот. То, что Надя жива, уже очень хорошо. Значит, они хотят использовать ее, чтобы заткнуть тебе рот. Чтобы ты не сказала полиции лишнего. Понимаешь?

Я снова кивнула. Шея одеревенела, а губы вообще не ворочались. Слиплись казалось намертво и навсегда.

Дмитрий помолчал, глядя в мое лицо. Словно давал время свыкнуться. Дернулся, будто собирался встать и что-то сделать. Но я резко выпрямила спину, стараясь прийти в чувство. В конце концов! Надька жива! На самом деле, это ведь хорошая новость! Даже отличная! Я тоже в глубине души не верила… Ком подкатился к горлу. Но я сглотнула его, вскинула голову.

– Говорите дальше, – предложила Медведеву как можно более уверенно и твердо.

Он улыбнулся.

– Вот! Уже лучше! Так мне больше нравится!

Почудилось – Дмитрий даже немного расслабился. Словно испытал облегчение.

– Значит, смотри. Бандиты очень боятся, что ты опознаешь членов группировки, что везли наркотики. У полиции есть вертолет, напичканный дурью по самое не могу. Но нет команды, что везла веселенький груз. Ты же видела команду и вертолет. И можешь сложить пазл не в пользу преступников.

– Я это поняла…

– Они рассчитывают использовать Надьку чтобы тебя выманить. Заставить замолчать…

Он осекся, потому что я поняла больше, чем сказал Медведев. Губы сжались, глаза защипало. Да какого же черта? Ну почему я? Почему именно я вляпалась в эту заварушку? Я в жизни никогда закон не нарушала! Ничего плохого никому не делала!

Ну за что мне все это?!! За что-о-о?!!

Я закрыла лицо ладонями и заплакала. Будто щелкнул какой-то спусковой механизм – и все, что сдерживало эмоции, поток слез вдруг перестало работать. Гордость, что не позволяла показывать насколько мне плохо, насколько я унижена и побеждена. Желание держаться, просто держаться наперекор всем неприятностям, подножкам судьбы. Злость на себя за то, что те мрази, отморозки, нелюди меня победили. По крайней мере, морально. Все эти стены и заслонки рухнули разом… Усталость металла говорят про обрушение конструкций. Усталость внутреннего стержня сказала бы я сейчас про себя…

А спустя секунду Медведев вновь обнял, окружил своим теплом, защитой и заботой. И я затихла в его сильных руках.

– Ну что ты, маленькая? Рыжуля? Все хорошо! Хвост пистолетом! Мы им еще покажем! – он говорил убежденно, ровно, наполняя и меня верой в победу.

– Рыжуля. Я просто хотел сказать. Сейчас очень важно, чтобы ты ни за что не соглашалась на встречу с преступниками…

Я немного успокоилась, отстранилась от Дмитрия и заглянула в его суровое, серьезное лицо.

– Да. Ты правильно поняла. Они хотят тебя выманить. Но ты не поддавайся. И в то же время не отказывайся. Мы с Беркутом все решим. Не волнуйся. Мы и не такие штуки распутывали. Завтра утром придет следователь. Тебе надо рассказать ему все. Подробно, в деталях. И самое главное – описать вертолет и преступников. По твоим словам, скорее всего, их найдут в картотеке полиции. Если кого не найдут – составят фоторобот. А дальше – уже дело техники.

Настал мой черед изучать лицо Дмитрия.

– Вы… уверены? – уточнила я.

– Даже не сомневайся! – по-своему твердо произнес он, не отводя глаз и не смаргивая.

Я чуть вздохнула и зевнула.

– Ты устала, ложись. Много потрясений за один день. Плохих и хороших. Давай, рыжуля, иди спать…

Он так меня уговаривал. Как любящий отец, не меньше. И я вдруг поймала себя на том, что очень давно скучала по такому теплому, душевному отношению… Сама не понимала – насколько. Хотелось нежиться в этом ощущении как можно дольше…

Я послушно кивнула:

– Да, сейчас умоюсь и лягу. Спасибо, Дмитрий…

– Дима, – попросил он. – Или Медведь. Так меня близкие называют.

Я опять вцепилась взглядом в лицо Дмитрия. Он глаз не отвел, не стушевался. Смотрел открыто и честно – как мне и нравилось. Кивнул: мол да, ты поняла все правильно.

А потом мягко добавил:

– Давай, сладких снов. Если что, я рядом, только свисни.

Встал, чуть помедлил и вышел из комнаты.

* * *

Как ни удивительно, я спала без кошмаров. Спокойно и мирно, словно и не было всего этого ужаса последних безумных дней. Будто все нормально, буднично и спокойно.

Я отлично выспалась и поднялась, как всегда, рано.