Я тебя не помню

— Ирина Сергеевна? — окликнул ее, когда она остановилась у квартиры на первом этаже, поставила пакеты на пол. — Мы можем поговорить?

— Кто вы? — на лице женщины промелькнул испуг, а я поторопился достать кошелек.

— Я бы хотел у вас кое-что выяснить. Мы можем поговорить? Впустите? — кивнул на дверь и протянул ей несколько красных купюр.

Хованская осмотрела меня внимательным взглядом с ног до головы. Занесла покупки в прихожую и кивнула, чтобы я проходил. Я только сейчас понял, что эта вонь перегаром исходила от нее. Лишь издалека она походила на обычную женщину, а вот вблизи… Зачем Титов попросил меня приехать к этой пьянице? Чтобы я наглядно увидел в каких условиях рос мой ребенок все это время? Если это окажется так, то меня разобьет инсульт или инфаркт. В доме была зловонная грязь. Сумрак. Валялись бутылки. Ужасно воняло перегаром. Я опустил глаза на беременный живот Хованской и испытал давящее чувство. Она и от этого ребенка потом откажется?

— Что вы хотели? — она выхватила из моих рук деньги и, не разуваясь, пошла на кухню. Села на стул и уставилась на меня стеклянным глазами.

— Вы девочку родили пять лет назад и потом отказались от нее. Она выжила? Где она? — я огляделся.

В доме и намека не было на то, что здесь жил ребенок. Впрочем, как и на то, что скоро появится еще один. Ни одной игрушки, ни детской кроватки, ни коляски… Ничего.

— Лидка? — злобно хмыкнула она. — Выжила? Да лучше б померла… — подняла одну купюру на свет и перевела на меня глаза. — Настоящая?

— Все три. С девочкой что? — я сжал руки в кулаки.

— Да ничего! К матери в деревню отправила. Инвалидку эту проклятую. Привожу домой раз в полгода — на учете состою, чтобы не лишили родительских прав. Погоди… А ты не из этих? Не из опеки?

— Из фонда благотворительного. Помочь хочу, — на ходу придумал.

— А-а-а, — протянула Хованская. — Ну если так, то хорошо. Государству же на нас плевать. Кинут подачку, а мне от этих крох не холодно и не жарко!

— Что с отказом? Почему забрали?

— Да пожалела! И пособия платят хоть какие-то. Что мне с голоду пухнуть? Мать пообещала помочь, уговорила забрать. А девка мне неродная дочь. Я в суррогатные подалась пять лет назад, заработать хотела. Не всегда так жила, — грустно хмыкнула она и толкнула ногой пустую бутылку под столом, а она с грохотом упала и покатилась по полу. — Муж в беду попал… Ай, — махнула она рукой. — Ничего в итоге не вышло. Муж погиб, контракта лишилась. И вот… — обвела она глазами грязную комнату, а у меня что-то оторвалось от сердца.

Я едва сдержал дикий вопль, который рвался из груди. Если до этой минуты я думал, что не притронусь к Хабарову, то сейчас был готов ехать к нему, чтобы не оставить от него мокрого места. Собственными руками придушил бы мерзавца!

— Что за заболевание у девочки? Адрес матери не дадите, чтобы мы смогли вам помочь? — достал визитку благотворительного фонда, которую дала мне Надя перед поездкой в Москву.

Интересно, Хованская знала о подмене детей?

— А ты не из депутатов, случайно? К выборам готовишься? Ходят у нас тут всякие без конца, подписи собирают, спрашивают чем помочь. Только кроме слов ничем не помогают. Бросят подачку и все!

— Адрес, — с нажимом попросил я. — Или иду в другой дом.

Хованская поднялась на ноги и взяла с холодильника ручку и тетрадь.

— Ну если поможешь, на выборах за тебя проголосую. Как твоя фамилия-то?

Она протянула мне листок с адресом, который наспех написала на клочке бумаги. Я взял его и, развернувшись, направился на выход. Следовало снимок девочки попросить, но я находился в таком состоянии, что едва ногами передвигал. Да что там даже соображал заторможено, а перед глазами почему-то стояла картинка: как маленькая белокурая девочка, точь-в-точь копия Нади жила в этой грязи и нуждалась в квалифицированной помощи специалистов, заботе и ласке матери, а ничего этого не получала.

Вернулся в машину, сжимая в руках листок бумаги, и долго смотрел перед собой не в силах собраться. Динар молча завел двигатель и мы поехали в центр города.

— Жива? — я кивнул. — Мне клещами из тебя слова вытягивать?

— Хованская ничего не знает о подмене детей. Сказала, что отправила дочь-инвалида к матери в деревню, а сама… Ей рожать вот-вот, а дома грязь, бутылки, вонь… От нее перегаром за версту несет.

Динар выхватил у меня из рук листок бумаги, развернул его, прочитал каракули оставленные Хованской.

— Примерно полтора часа езды. Поехали. Сразу все и узнаем.

40

Максим

— За нами хвост. Черный седан. Придется сделать крюк. В деревне будем не раньше полудня. Сразу бы сказал куда поедем, я выгнал из гаража мотоцикл. Сейчас бы оторвались за считанные секунды.

Люди Хабарова подсели нам на хвост, когда я попросил Динара заехать в офис за бумагами по фонду, на случай, если старушка попадется упертая и не захочет пускать на порог.

— Слушание в суде когда? — спросил он. — Может ему психиатрическую экспертизу назначат?

Эта слежка и внимание со стороны Хабарова и меня сильно напрягали. Шага ступить не давал, как вышел из тюрьмы под залог.