Я тебя верну

От неожиданности я даже сбиваюсь с шага. Останавливаюсь, в полнейшем недоумении глядя на эту парочку и подмечая весь неприятные детали. Галстук, съехавший на бок; расстегнутые пуговицы на блузке; его пальцы, сжимающие худосочный локоть сестрицы.

***

— О, Ярочка! — сестра тут же растекается в блаженной улыбке и вешается к МОЕМУ мужчине на шею.

Вернее, пытается повесится, потому что он ловко отступает назад и ее загребущие руки хватаются за воздух.

— Ясь, — мрачно начинает Влад, — это…

Замолкает, так и не договорив, потому что сестра снова тянет к нему лапы.

Я сама мысленно продолжаю его фразу: это не то, что ты подумала? Так вроде говорят в таких ситуациях? Нестареющая классика.

Огненная стена ревности поднимается до небес, обжигая своим ядовитым пламенем. Я первый раз в жизни чувствую ЭТО. Жуткое, неприятное, болезненно колючее, не поддающееся контролю и законам логики. Оно не дает вдохнуть, и когтями впивается в сердце, причиняя физическую боль.

— А я вот зашла Владика навестить, а то он скучает тут один.

— Уймись! — цыкает на нее мужчина, но ей все равно.

Ольга перестраивается на ходу. Выпячивает вперед грудь, так что ткань на блузке расходится, демонстрируя тонкое кружевное белье. Закусывает сочную нижнюю губу, ведет томным взглядом ведет в сторону Швецова:

— Пришла бы ты на минуту раньше, получилось бы неудобно.

— Да ё…

Я ее не слушаю. Голос сестры звучит, как белый шум, раздражая своим тембром.

Она продолжает вещать о том, как им было хорошо, а я смотрю на Влада. Он больше ничего не говорит, не пытается ее заткнуть, только наблюдает за мной исподлобья, ожидая реакции. Вроде спокоен, но на скулах играют желваки, и руки сами сжимаются в кулаки. В его глазах ярость и никакого чувства вины. Я кожей чувствую его эмоции.

Он злится. Не на меня.

Перевожу взгляд на Ольгу, которая всеми силами изображает из себя роковую женщину, только что урвавшую кусок сладкого пирога. Что-то не сходится.

Глаза лихорадочно блестят, на щеках неровный румянец, волосы на палец накручивает. Так бывает…когда она врет.

Я с неимоверным усилием придавливаю ревность, отключаю эмоции, выдавливая их за пределы значимости, и включаю голову. Это сложно, даже несмотря на то, что я привыкла держать свои чувства под контролем. У меня гудит в груди, сжимается ледяной ком в желудке, я вообще не понимаю, как можно такое испытывать и не сходить с ума.

— А еще… — продолжает она, набрав побольше воздуха в грудь.

— Цыц, — вскидываю кверху ладонь, прерывая ее словесный понос.

Ольга осекается, замирает с открытым ртом, будто ждет, что кто-то туда вложит золотую ложку или что-то повнушительнее.

— Я…

— Заткнись.

— Что ты меня затыкаешь? — тут же возмущается она.

— Все, свободна. Иди, — говорю, не глядя на нее. Мой взгляд намертво прилип к Швецову.

— Никуда я не пойду.

— Значит, я утащу тебя за волосы и скину с лестницы, — мне сейчас на все плевать, я действительно это сделаю.

— Ты просто завидуешь, что я первая к нему пришла, — она дует губы, но глазки нервно сверкают, выдавая страх. Сестра знает, на что я способна. В детстве я ее колотила — дай только повод, — нам и без тебя было неплохо.

— Ты больная? — мрачно интересуется Швецов. Его глаза — черные, как ночь, в них стужа и непроглядная тьма. Он на грани.

— Конечно завидую, — я киваю и протискиваюсь мимо них в кабинет, — ты идешь?

Влад тут же разворачивается следом за мной и захлопывает дверь, перед носом непробиваемой Ольги.

— Эй! — кричит она.

— Секунду, — он снова открывает дверь и весьма в грубых выражениях указывает сестре направление для движения.

Я отворачиваюсь, позволяя им самим решать проблемы и прохожу вглубь кабинета. Их голоса звучат, как за стеклом. Все вокруг словно в тумане.

Она еще что-то возмущается, поражая своей то ли тупостью, то ли наглостью. И даже пытается протиснуться в дверной проем. На что получает очередной посыл от Влада. Я впервые слышу у него такую интонацию. От нее не по себе, волосы поднимаются дыбом на затылке, и хочется спрятаться подальше. Оказывается, добрый Хаски может быть очень жестким и грубым.

Ольга, привыкшая, что с нее всегда сдувают пылинки, теряется. Пытается выдавить слезу, но снова не находит отклика и отступает. Обиженно цокает каблуками по коридору, наконец, оставляя нас наедине.

Швецов в сердцах захлопывает дверь и разворачивается лицом ко мне.

Я присаживаюсь на край стола, потому что ноги не держат. Меня реально трясет: колени, руки, подбородок. Я не привыкла к таким эмоциональным встряскам. Такая жуть у меня впервые в жизни, и я пока не понимаю, как с ней справиться. Этому в институтах не учат и практические занятия не проводят.

— Что это было? — не узнаю свой голос. Жалкий, хрипящий, чуть живой.

Складываю руки на груди. Все по той же причине — из-за нервной тряски…а еще мне хочется закрыться от него. Выставить стену.

***

Я слишком близко его подпустила. Настолько, что он может когтями впиться в мое трепещущее сердце и выдрать его из груди. Стоит только захотеть.

— Твоя сестра, — глухо отвечает Швецов.