Я — Темур, властитель вселенной

Я переговаривался с гонцом по-тюркски, зная, что воины султана Музаффари не понимают этого языка, если бы, к примеру, мы говорили на фарси, они могли поняв суть разговора, передать его содержание шаху Мансуру Музаффари. Переговариваясь с гонцом по-тюркски, я продолжал орудовать обоими руками и очень редко случалось, чтобы очередной удар моей левой или правой руки не валил наземь очередного врага.

Воины султана Мансура были настолько слабы, что временами казалось, будто я борюсь с кучей малолетних детей. Пешие воины султана Мансура Музаффари старались поразить меня своими саблями и копьями, и казалось, что нет среди них начальника, более или менее искушенного в воинской науке. Ибо будь среди них таковой, он бы им показал, что нет смысла в том, чтобы стараться поразить закованного в железо врага ударами сабель или копий, в схватке с таковым разумнее применить булаву, завалить его, нанеся удар ею по голове или хребту врага. Однако в войске султана Мансура видимо не было человека, который бы когда-либо раньше сталкивался с подобным.

Одним из показателей вялости воинов и полководцев султана Мансура Музаффари и их нежелания усердно сражаться было то, что за все то время, пока я бился пешим, я не видел ни одного вражеского воина, который будучи раненным, пытался бы снова подняться на ноги и продолжать участвовать в бою. Те из воинов и полководцев, что движимы усердием, даже получив ранение стараются подняться, чтобы в меру оставшихся сил продолжать наносить урон врагу, продолжая выводить из строя его воинов. Пока я вынужден был сражаться пешим, кто-нибудь из валявшихся на поле битвы раненных мог, приподнявшись, перерезать кинжалом мои сухожилия сзади. Случись такое, я бы повалился наземь и тогда вражеским воинам легко удалось бы прикончить меня. Однако ни разу, ни один из раненных не поднял своей головы, получив удар, воины султана Мансура валились наземь, хотя и не будучи мертвыми, они лежали сохраняя неподвижность, терпеливо ожидая пока наши конники не промчатся мимо. Когда кавалерия наша проносилась мимо них, они отползали куда-нибудь к краю поля и ждали, когда окончится сражение и каким-то образом решится их судьба. Все эти признаки указывали на то, что султан Мансур Музаффари был бездарью, он недостоин иметь войско, ибо будь он достоин того, его воины не бились бы столь вяло.

Воин, кроме денежной платы должен получать также и моральный стимул, каждый воин должен ощущать на себе пристальный взгляд своего начальника. Я знаю каждого из своих старых воинов, к каждому из них я обращаюсь по имени. Думаю, что со времен сотворения мира, не было такого полководца, который бы знал и мог назвать всех своих воинов по их именам, разве что в ходе войн, когда утверждалась религия ислам, и то потому что численность отрядов тогда не превышала семисот-восьмисот человек. Тот воин, к которому я обратился по имени понимает это как то, что я знаю его, ценю его и это стимулирует его биться в сражении с большим энтузиазмом и усердием и тем более знает, что его усердие не останется без должного вознаграждения.

Все управители городов и областей моего царства назначены из числа моих старых воинов, потому что они добросовестно бились в сражениях и я повышал их в должности, наделял их властью, тиулем (поместье, пожалованное в пожизненное пользование) и своим сыновьям наказал, чтобы после моей смерти отношение к тем воинам не менялось, что желая сохранить свою власть, они должны проявлять постоянную заботу о простых воинах и их начальниках.

В пылу схватки, я вдруг услышал знакомый голос, кричавший: «О, эмир, что ты делаешь? Зачем ты не садишься на коня?» Я узнал голос Низамуддина, своего летописца и переспросил: «О чем ты говоришь?» Низамуддин крикнул: «О, эмир, понимаешь ли ты, что делаешь и какой опасности себя подвергаешь?» Я крикнул в ответ: «Что ты предлагаешь?» он сказал: «О, эмир, я привел для тебя коня, садись же на него!» Я не отводя взгляда от идущего сражения, отступил назад, поднял забрало своего шлема и Низамуддин сказал: «О эмир, ты сегодня совершил то, чего не совершали ни Афросиаб, ни Рустам… Посмотри на себя… Ты выглядишь словно искупался в водоеме, полном крови!»

Я бросил взгляд на свои ноги, живот и грудь и увидел, что весь я покрыт кровью, свежей, которая забрызгала старую, уже спекшуюся. Летописец сказал: «Я никогда не слышал и не читал, чтобы отыскался такой храбрец, который мог бы в течении столь долгого времени в одиночку биться в тысячью врагов!» Я ответил: «Низамуддин! Не преувеличивай мою отвагу, ибо я дрался не один, мои конники постоянно следили за обстановкой вокруг меня и не позволяли врагам окружать меня. Кроме того, на мне надета броня и я неуязвим для ударов сабель, копий и стрел. Кроме того, против меня бились новички, не владеющие навыками боевого искусства и сам стиль сражения показывает их равнодушное и безразличное отношение к вероятному исходу сражения. Если бы не все это, вряд ли я бы выбрался живым из этой схватки».