Я спросил: «Почему во второй строке ты пишешь, что «обитатели закрытого и чистого храма», т. е. ангелы, распивали с тобою вино и впадали в состояние опьянения, разве ты не знаешь, что вино нечисто и запретно». Хафиз ответил: «О эмир, винопитие — это иносказательный термин в «эрфане» (в словаре: 1- мистика, познание Бога, 2-знание, познание), его не следует толковать в прямом смысле, как употребление хмельного напитка, а в смысле обретения сокровенного знания от людей, обладающих совершенством. Подобно тому, как обычное вино, считающееся запретным, пьянит обычного человека, перенимающий истинное знание от обладателя совершенства, впадает в хмельное состояние. И кабак, согласно терминологии «эрфана» — это место, где можно испить такого вина, то есть, обрести истинное знание. В то весеннее утро я был охвачен такой великой радостью, что казалось, ангелы снизошли и ведут беседу со мной, раскрывая мне различные тайны, потому я и употребил слова «они пили со мною вино».
Я сказал: «Какие же тайны поведали тебе, расскажи мне о них». Хафиз ответил: «О эмир, в то утро грезилось мне, что ангелы раскрыли предо мной все тайны творения, то, что я ощущал было мечтой, фантазией и я не мог выразить это на обычном языке, разве что, вложив ее в сердцевину стихотворной формы. Каждый ареф, погружаясь в раздумье, испытывает при этом различные ощущения, которые невозможно передать словами, их невозможно вложить в словесную форму: ни в стихотворную, ни в прозаическую. Мы не можем описать те ощущения, как могли бы описать ощущения холода или тепла, мягкости или твердости так, чтобы каждый слушатель мог понять, о чем мы говорим. Слушатель не поймет, что мы имеем в виду. Я думаю, что всякий, независимо от того, ареф он или обычный человек, ранним весенним утром, вдыхая чистый воздух, полный аромата цветов, слыша пение соловья, утренний азан (т. е., призыв к молитве), ощущает некое состояние, которое никто не в силах описать. Поэтому я не в силах рассказать, о чем рассказывали (в моем воображении) ангелы, в чем состояла суть тайн творения, о которых они поведали мне, иначе я бы поместил в самое сердце стиха все то, о чем они мне рассказали».
Я сказал: «О, сладкоречивый муж, ты сказал много прекрасных слов, которые убедили меня. Правда ли то, что ты знаешь наизусть всё содержание Корана?» Он ответил: «Да, о эмир». Я сказал: «Начни читать аяты суры «Арафат» с самого конца ее, аят за аятом». Хафиз сказал: «О эмир, ты хочешь, чтобы я начал читать суру с ее конца и излагать ее в обратном порядке?» Я сказал: «Если ты Хафиз (т. е. человек, знающий наизусть содержание Корана), то тебе должно быть под силу изложить аяты в обратном порядке, иными словами, начав читать их с конца». Хафиз сказал, что это ему не под силу, и я сказал: «А теперь ты испытывай меня, назови любую суру из Корана, чтобы я прочел все ее аяты с конца, в обратном порядке». Хафиз ответил: «О эмир, я не смею подвергнуть испытанию такого человека, как ты». Я сказал: «Я сам разрешаю тебе подвергнуть меня тому испытанию». Хафиз назвал суру «Бакара» и я начал читать аяты той суры в обратном порядке, от конца и до начала. После седьмого по счету аята, Хафиз и остальные арефы выразили свое восхищение. Хафиз сказал: «О эмир, я признаю, что по сравнению с таким ученым человеком, как ты, я не могу считаться Хафизом (т. е. знающим наизусть содержание) Корана!»
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Поход на землю Лурестан
Хотелось более частых встреч с арефами Шираза, бесед с ними, испытать ещё больше наслаждений от их высказываний, однако мне передали, что атабек Афрасиаб-бен-Юсуф шах, султан Луристана, во время следования через его земли одного из моих конных отрядов, вздумал требовать с них дань и, поскольку они не захотели платить ту дань, он всех их, а их было сто пятьдесят человек, перебил. Услышав ту весть, я, пожаловав каждому из арефов, собравшихся в моей резиденции, по тысяче золотых динаров, а шейху Хусейну бен Курбату я пожаловал пятьсот золотых динаров сверх той тысячи, что он ранее уже получал от меня, поручил своему сыну Миран-Шаху править Фарсом в мое отсутствие. При этом я сказал: «Никого в Фарсе не смещай с занимаемых ими должностей, и пусть все, кто до этого занимал какую-либо должность в Фарсе, остаются на своих местах и продолжают заниматься своим делом. Ибо остающиеся на занимаемой должности будут верными тебе, а если кого-то отстранишь, то будучи местным, он может заняться интригами и доставит немало хлопот». Затем я разделил свое войско на три части, одну оставил в Фарсе в распоряжении сына, а с двумя другими я отправился в сторону Лурестана.