К моменту нашего прихода к крепости, прошла четверть дня и я приказал окружить ее. Женщины, высыпавшие на гребень стены, не имели с собой оружия, они что-то кричали на языке хинди, а мои воины кричали им разное на нашем языке. Я полагаю, с незапамятных времен, когда появились крепости, их осада начинается с обмена «любезностями» между осаждающими и осажденными. И хотя это не входит в обязанности командующего, я запрещал своим воинам делать какие-либо оскорбительные высказывания в адрес осажденных ибо терпеть их не могу и если в бою или осаде замечу кого либо, высказывающего оскорбительные слова в адрес противника, то непременно наказываю виновного. Воины, знавшие об этой моей привычке, не высказывали каких-либо оскорблений в адрес обитателей крепости, вместо этого бросали им задорные шутки, которые обычны при общении мужчин с женщинами.
Поскольку в крепости обитали одни женщины, а на гребне стены не было видно метательных машин, я подумал, что для ее взятия нет необходимости устраивать подкопы, что можно с помощью одних лишь лестниц взобраться наверх, овладеть ею, затем разрушить ее, чтобы крепость не помешала потом, когда будем идти назад, выбираясь из Хиндустана. Мои воины придерживались того же мнения, к тому же они тоже слышали, что фундамент крепостной стены залегает глубоко, т. е. на уровне второго водоносного слоя.
У нас не было с собой лестниц, ибо невозможно таскать с собой громоздкие длинные лестницы. Я велел немедленно начать их изготовление, чтобы воины могли по ним взобраться наверх и взять приступом ту стену. Не теряя времени, наши люди стали валить деревья, растущие поблизости и начали изготавливать лестницы. Вокруг крепости Джумба не было видно ни одного индуса, чтобы мы могли расспросить и получить сведения об обстановке внутри нее.
Я полагал, что как только мои воины взберутся на стены крепости, появятся прятавшиеся до того мужчины, чтобы с оружием в руках встать на их пути. Потому что нелепа была мысль о том, что в военной крепости находятся одни лишь женщины и нет мужчин, чтобы защищать ее.
Назир-ад-дин Умар, один из моих летописцев, мудрейший человек, который в настояще время из-за болезни не находится рядом со мной, утверждал, что мужчины в крепости должно быть затаились в засаде, выставив на наше обозрение одних лишь женщин, чтобы мы, впав в заблуждение вообразили, что крепость легко будет взять, попали в ту засаду. Я тоже был уверен, что здесь кроется какой-то замысел, имеющий целью перехитрить нас. Когда село солнце, я предупредил войско, что ночью против нас возможно будет предпринята атака и чтобы все были готовы к ее отражению. Женщины находились на стенах до самого захода, затем они исчезли, либо ушли спать, либо мы их не могли видеть в темноте. Ожидая ночной атаки, мы не зажигали в лагере огней, однако держали наготове факелы, чтобы зажечь их в случае сражения и видеть врага.
В ту ночь, после вечернего намаза, я ушел отдыхать в свой шатер, но по установившейся привычке в условиях предстоящей битвы, я спал урывками, затем поднялся, облачившись в доспехи и пристегнув саблю, стал вслушиваться в ночь. Не было слышно ни звука, в лагере было тихо. Зная, что воины настороже, а вокруг лагеря расставлены посты, тем не менее я решил совершить обход. Только я вышел из шатра, как до моих ушей донесся ужасный крик. Не успел он стихнуть, как раздался второй, не менее ужасный. Первый крик шел с окраин лагеря, тогда как источник второго явно находился внутри его. Было ясно, что противник перешел границу лагеря и проник внутрь его. Через несколько мгновений стало раздаваться такое множество криков, что я потерял им счет.
Воины, обязанные находиться вокруг меня в ходе боя и отвечавшие за мою безопасность