В ночь на восьмое Хамаля от бушевавших пожаров в Дамаске было светло как днем, воины видели все вокруг, но мешал дым, вызывая кашель и стесняя дыхание. В ту ночь битва при свете пожаров длилась до самого утра, я несколько раз отправлялся в город, чтобы ознакомиться с обстановкой. Я подчеркивал военачальникам, что битва должна вестись до полной капитуляции Кутула Хамзы, даже если при этом во всем Дамаске не останется ни одной живой души. Я знал, что враг мой ещё достаточно силён и если я ослаблю натиск, он может вновь собраться с силами и укрепить свои позиции, запросит подкрепление от Йилдирима Баязида и окончательный захват Дамаска мною окажется под большим вопросом. На рассвете восьмого Хаммаля, мое войско окончательно закрепило за собой часть города, однако Кутул Хамза продолжал удерживать за собой его северный и северо-западный районы.
Утром восьмого Хамаля, следуя в город верхом, я, пробираясь среди валявшихся повсюду трупов, обратил внимание, что среди них попадались и женские, видно и женщины принимали участие в обороне города, наряду с мужчинами.
С восьмого Хаммаля, благодаря привлечению жителей окрестных сел к разрушению домов, эта работа ускорилась и с каждым днем мы отвоевывали новые части города и продвигались в северном направлении.
Вечером, восьмого Хаммаля, осматривая город, я достиг мечети Умара, битком набитой людьми, ко мне приблизился человек в чалме «тахт-уль-ханак» (особого рода чалма, носимая улемами, мусульманскими законоведами), с бородой, в которой изрядно пробилась седина, он сказал, вначале по-арабски, затем по-персидски: «О великий эмир, прояви жалость!» Придержав коня, я спросил, кто он такой. Тот ответил: «О великий эмир, я — Низамуддин Шами, в силу величия своего духа ты определил мой дом для «беста» (прибежища), сказав, что всякий, укрывшийся в нем будет свободен от наказания». Я сказал: «Но ведь дом твой не здесь». Он ответил: «Это так, мой сын приводит его в порядок, готовя его для приема беженцев, сам же я прибыл сюда, чтобы успокоить тех, кто укрылся в этой мечети в страхе за свою жизнь».
Я сказал, что тем, кто укрылся в этой мечети, нечего бояться, из уважения к Умару, разий-аллаху-аннаху (т. е. да помилует его Бог!), я освобождаю находившихся там людей от возмездия и, как тебе известно, твой дом и дом Арабшаха так же объявлены местами «беста» и всякий, укрывшийся в них считается свободным от наказания. Низамуддин-уль-Мульк ответил: «О великий эмир, все люди, пребывающие в этом месте, моем доме и в доме Арабшаха, благодарны тебе за проявленное милосердие. Раз уж ты столь великодушен, может ты проявишь его в отношении так же и остальных жителей Дамаска и велишь своим воинам воздержаться от дальнейшего истребления мирного населения?»
Я сказал: «Разве ты не знаешь, что жители этого города сражаются против моих воинов вместе с воинами Кутула Хамзы, убивая их. Как я могу отказаться от казни тех, кто убивает моих воинов?» Низамуддин Шами сказал: «О великий эмир, жители этого города не хотят воевать с тобой и убивать твоих воинов, их принудил к тому Кутул Хамза». Я ответил: «От этого такие же результаты, как если бы они сражались против нас с умыслом и я вынужден, чтобы сломить сопротивление, убивать их. И если ты в состоянии отговорить их от продолжения сопротивления, передай им, что всякий, кто сложит оружие и сдастся, останется в живых и будет освобожден от наказания».
Низамуддин Шами в тот день предпринял несколько шагов, чтобы известить сопротивлявшихся жителей Дамаска о поставленном мною условии. Однако всякий раз воины Кутула Хамзы отвечали, что никому не позволят сложить оружия, что всякий, кто захочет сделать это, будет заживо сожжен или с него живого сдерут кожу.
К заходу солнца мы заняли весь город, кроме его северозападной части.
В девятую ночь Хаммаля, как и в предыдущую, мы продолжали сражаться при свете пожаров за каждую улицу и за каждый дом. Люди Кутула Хамзы не сдавались и мы не могли занять их позиций, пока не убивали их всех. В ту ночь в той части города были убиты определенное количество женщин и детей, потому что они участвовали в сражении, вернее их принудили участвовать в сражении воины и военачальники Кутула Хамзы. К рассвету девятого Хаммаля в северо-западной части города оставались незахваченными лишь десять-пятнадцать домов и большой сад, в котором находился Кутул Хамза. Чтобы окончание сражения не затянулось, я велел организовать наступление на те дома и сад с восьми направлений.