Я — Темур, властитель вселенной

Я велел составить следующий мой ответ Йилдириму Баязиду: «Мужчина не должен прибегать к словесным угрозам, он должен молчать и действовать. Я не боюсь твоих колесниц, и остановился здесь ввиду целесообразности и сдвинусь с места, когда сочту необходимым. Я тоже страдаю от той же болезни суставов («мафасиль»), что и ты, она и мне порой доставляет неприятности. Однако болезни не присутствуют постоянно и не могут мешать биться. Я понял, что твое нежелание биться один на один продиктовано страхом, а не болезнью суставов. И поскольку ты трус, я одержу над тобой победу, ибо в мире отважные мужи всегда одолевают трусливых».

Приложив свою печать к тому посланию, я передал его туман-баши, которому вновь завязали глаза и вывели за пределы лагеря.

Наше пребывание в лагере продлилось три дня, на рассвете четвертого мы ринулись в атаку. Своим военачальникам я велел передать войску, что в тот день битву следует довести до конца и я не стану отдавать приказа об отходе. Я надел шлем и кольчугу, сел на коня караковой масти породы «куклан», считавшейся лучшей в мире.

Для битвы я взял в правую руку длинную саблю, в левую-секиру и чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что иду, не колеблясь, навстречу смертельной опасности, занял свое место в первом ряду конников, стоявших за цепью метателей пороховых зарядов. Когда началось наше наступление, Йилдирим Баязил еще раз двинул против нас свои колесницы, видно надеясь остановить нас с их помощью. Но наши метатели зарядов, бросая смертоносные кувшины, выводили из строя лошадей и часть седоков тех колесниц, некоторые из которых опрокидывались и мы, оставив их позади, рвались вперед.

На нас сыпался дождь из стрел, выпускаемый из луков «тимур-йалик» (т. е. самострелов), слышался лязг когда они ударялись о мои шлем и доспехам, но я двигался вперед, пока не очутился на месте, где уже не было никаких колесниц, виднелась одна пехота. Мы погнали свих коней прямо на ее ряды.

Зажав в зубах уздечку, чтобы обе руки были свободны, я с яростью рубил саблей и секирой. За мною следовала запасная лошадь, я велел держать ее поблизости на случай, если лошадь подо мной падет.

Одному румийскому воину удалось проткнуть саблей брюхо моего коня и мой породистый конь свалился. В тот же миг, пока конь валился наземь, я поразил секирой его убийцу и быстро отпрыгнул в сторону, чтобы не оказаться придавленным. Мне это удалось и через мгновение я продолжал бой верхом на новом коне.

Повсюду наши конники сумели пройти опасную цепь колесниц и навалиться на вражескую пехоту. Некоторые наши конники орудовали саблями, часть использовала секиры.

В пылу боя я почувствовал, что что-то ожгло мое лицо, глаза мои узрели стрелу, впившуюся в мое лицо. Как я упоминал, стрела из самострела была не длиннее указательного пальца, чтобы выдернуть ее, я взял под левую подмышку саблю, выдернул из раны и отбросил в сторону ту стрелу. В тот же миг что-то ожгло правую голень, я понял, что меня ранили в то место, я поднял на дыбы коня. Выдернув из подмышки саблю, я отрубил ею конец угрожавшего мне копья. Бросив коня вперед и оставив слева от себя вражеского копьеносца, я разрубил его плечо своей секирой, он громко вскрикнул и повалился наземь. Поскольку в том месте не виднелось других вражеских копьеносцев, я понял, что это он нанес мне рану в голень.

Не было времени перевязывать лицо и голень, я продолжал биться. Внезапно обе задние ноги моего коня подогнулись, я обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. В этот момент, когда обернувшись назад, я находился ближе к земле, вдруг на мою голову обрушился мощный удар булавой, в глазах потемнело и я потерял сознание. Придя в себя, я обнаружил что нахожусь в собственном шатре, на мне не было ни шлема, ни кольчуги, их сняли после того, как меня, бесчувственного, вынесли из поля боя.

Прежде, чем спросить о собственном состоянии, я спросил об обстановке на поле битвы. Мне доложили, что вражеские колесницы выведены из строя, вражеская пехота смята, большая часть ее уничтожена, сам же Йилдирим Баязид бежал. Я спросил, почему допустили, чтобы тот спасся бегством. Мне пояснили, что Нух Бадахшани отрядил часть своего отряда для преследования Иилдирима Баязида, велев, во что бы то ни стало догнать и захватить того в плен. В любом случае, ему был конец и я обрадовался той вести настолько, что забыл о своих ранах.

Раны мои не имели значения, значение имело то, что правителю Рума было нанесено поражение, его войско было уничтожено, и дорога на Византию была свободна. Я еще испытывал головокружение после того удара булавой по темени, но лекарь заверил, что оно пройдет при условии, что я буду отдыхать.

Почувствовав облегчение от вестей об обстановке, я захотел узнать, каким образом меня вынесли из поля боя. Выяснилось, что это сделал Токат, если бы он не подоспел и не вынес меня быстро, меня бы затоптали копыта вражеских коней и сапоги вражеских солдат. Токат, с помощью своих воинов спас меня от верной смерти.