Я. Ты. Мы. Они

Он пришел спустя пару часов. За это время я успела вся известись. Даже злиться начала из-за того, что не торопится. Думала, что когда увижу, истерику закачу. Но когда Саша действительно появился на пороге квартиры, смогла лишь повиснуть на нем. Детям оставалось только стоять и удивленно хлопать на нас глазами.

А потом мы заперлись в комнате, и у нас был долгий разговор, выбивающий всякую почву из-под ног.

— Где ты был?

— С твоим утренним знакомым встречался. И еще парочкой его товарищей.

— Что им надо?

— Сань, а что хотят люди в таких ситуациях? Денег они хотят.

— Мы же можем пойти в полицию? Докажем, что они не имеют никакого отношения к Бероевым.

— Какая же ты у меня еще наивная, — устало вздыхает Саша и трет свою шею. — Если бы все так просто было. В данной ситуации практически невозможно доказать неродство. Этот человек же не заявляет свое отцовство, а так, дальнее родство. Все бумажные доказательства не в Москве выданы. Чтобы что-то проверить надо половину Северного Кавказа объехать. А пока мы этим всем будем заниматься, кто-нибудь опять повстречается с тобой в подъезде.

— Я не боюсь, — упрямлюсь я.

— А я вот боюсь, знаешь ли. За тебя, да за детей. Ты готова ими рисковать?

Нервно сглатываю. Вот про детей я не подумала.

— Но ведь они не родственники Аланы, у них нет никаких прав на Дамира! — цепляюсь я за призрачную надежду.

— Да, скорее всего это так. Но это только твои и мои домыслы. Если хочешь на чистоту, я думаю, что это далеко не первый случай, когда они берут в оборот осиротевшего ребенка с квартирой.

— С квартирой?

— Ну да, а для чего им еще ребенок? Схема проста, находится ребенок, потерявший родителей, но с квартирой или другим имуществом. У него быстренько обнаруживаются какие-нибудь дальние родственники, которые вдруг воспылали горячей любовью к сиротке и готовы взять всякую заботу о нем. Потом оформляются документы на усыновление, дожидаются пока ребенок вступит в права наследования, затем новоявленные родители получают право распоряжаться имуществом приемыша, пока тому не исполнится 18 лет. Ну и затем любой вариант. Например, объявляют о переезде. Квартира продается, а счастливое семейство удаляется в неизвестном направлении. И там уже бесследно пропадает.

— А ребенок?

— Сань.

— Ладно, ладно, я не хочу знать подробностей.

Сашка говорит настолько страшные вещи, что мне даже слушать об этом тяжело. А мне ведь казалось, что у меня в жизни было все.

— Неужели с этим ничего сделать нельзя?

— Можно, но для этого время надо. А у нас его нет. Наш новый сосед — это ведь даже не верхушка айсберга, а так, исполнитель. Однозначно, за ним стоит кто-то еще, и скорее всего этот кто-то занимает определенную должность во всей этой чиновничей структуре. Думаю, что даже в центре, где Дамир сейчас, есть некто, кто эту шайку-лейку на него навел.

— И что нам делать?

— Тут два варианта. Вернее их больше, но основных — два. Первый вариант, мы отступаем от планов на Дамира, притворяемся слепыми и глухими, доживаем этот год и переезжаем отсюда. Если хочешь, могу даже вас на этот период к родителям отправить, чтобы тебя совесть твоя не сожрала.

Саша говорит так спокойно, местами даже цинично, у меня от него мороз по коже идет.

— Как ты так можешь говорить?!

— Давай я тоже сейчас в эмоции уйду, и будем мы тут с тобой на пару истерить, а потом еще соседа пойдем подожжем или Дамира попытаемся выкрасть! Весело будет! Нас с тобой в тюрьму или на кладбище, а детей хорошо если к бабушкам или дедушкам отправят, а то ведь тоже зависнут в каком-нибудь центре. Зато все по чести!

— Ладно, я поняла! — психую. Ненавижу когда он такой рациональный. — А другой вариант? Ты же сказал, что есть второй.

— Второй вариант, мы платим им за Дамира, а потом валим из этой квартиры как можно дальше.

— А они много хотят?

— Много, Саня, много. Квартиру Бероевых и еще… полцарства в придачу.

Молчу. Могу ли я ставить на кон счастье и безопасность своих детей и мужа? Но смогу ли я в противном случае смотреть на себя в зеркало по утрам, зная, что не смогла спасти другого, не своего, но тоже ребенка?

— Саш, что ты предлагаешь? — совсем жалобно спрашиваю я. А сама больше всего на свете боюсь, что он сейчас скажет: «Выбирай». Или просто напросто отметет второй вариант.

Муж смотрит на меня долгим испытывающим взглядом.

У меня складывается такое впечатление, что я его обязываю или толкаю на то, к чему он еще не готов. Не оставляю вариантов. Одно дело требовать чего-то от себя, а другое дело еще перекладывать все это на него. Если у меня вообще право на это?

— Тебе нужно выбрать, — он говорит, а я жмурюсь, потому что все мои сомнения в этот момент так и бьют фонтаном по моей несчастной голове. Поэтому, когда Саша продолжает, я не сразу верю услышанному. — Выбрать сколько лет ты сможешь продержаться без меня.

Резко распахиваю свои глаза. Чего?!

— Потому что при одном варианте, меня посадят за убийство, и дадут лет пятнадцать строго режима. А при другом — ты будешь видеть меня дома исключительно по ночам, и то не каждый раз. Ибо жить я буду на работе. А то и на двух сразу.