По пути очень хочется зайти к Черновым, но так и не решаюсь. Потому что если выяснится, что Сашка там, то, что с этим делать.
Бабуля поит меня чаем с вареньем. По ее теории, горячий сладкий чай способен излечить от любых сердечных недугов. Тогда дайте мне целую канистру, а лучше две.
— Не печалься, Санька, прорвемся.
— Я не печалюсь…
— Ну-ну… А на мать не серчай. Она как лучше хочет, — бабушка успокаивающе треплет меня по голове.
— Бабуль, ну почему все вокруг считают, что лучше меня знают, что мне надо?
— Потому что любовь слепа… особенно на первых порах.
Опять любовь. Но ведь проблема же не в ней, а в том, что меня вдруг решили самого главного, что было у меня — свободы выбора. Да, я была послушной девочкой, но было легко быть послушной на расстоянии. А сейчас меня обложили вниманием со всех сторон. А еще лишили желаемого — возможности видеться с Сашкой. А может быть, я первый раз в жизни точно знала, чего хочу — Чернова. И дело же не в любви… Ну ладно, не только в ней. Но это было крайне приятно почувствовать себя частью его жизни, почувствовать свою нужность…
— К тому же мама слишком хорошо понимает, что с тобой происходит.
— Думаешь? — я скептически воспринимаю бабушкины слова.
— Знаю. Они когда с Сережей только познакомились, все с ним характерами сойтись не могли. Все страдали, кто кого…
— Ба, это не то.
— Это тебе так кажется. Они пока не поженились, раз пять или шесть только сходились и расставались.
— Да? — удивляюсь я. — Они не рассказывали.
— Потому что вспоминать не любят, — бабушка улыбается каким-то своим мыслям. — Молодые были, горячие. Ошибок тогда понаделали, что не на одну жизнь хватит. У Людки же каждый раз трагедия была, прям настоящий конец света. Что ни пить, ни есть не могла. Думала, что вместе с ней мозгами поеду. Она ходит, чахнет, а я переживай. Так что твоя мать слишком хорошо знает, что такое любовная лихорадка.
Любовная лихорадка. Неужели это то, что происходит со мной?
В понедельник выхожу на учебу. И только сейчас понимаю, как мне не хватало все это время Сашки в школе… возможности случайно столкнуться в коридоре, ну или хотя бы наблюдать за тем, как он общается с одноклассниками, смеется… вот только по его обжиманиям с Сомовой не скучала. От слова совсем.
Аленка сегодня какая-то не в настроении. И все мои попытки заговорить про ее брата уходят в никуда. Ну, блин, тогда зачем вообще нужно было поднимать тот разговор на новый год?
Злюсь на Алену, на себя, на Сашку. Даже на уроках сидеть нормально не могу. В итоге после пятого урока плюю на все и собираюсь домой. Пойду что ли хоть с детенышем пообнимаюсь, уж он-то должен понять мою тоску по Чернову.
На улице холодно, поднимается сильный ветер, метет снег. Прям под стать моему убогому настроению. Посильнее заворачиваюсь в шарф. Кажется, прогулки со Стасом сегодня отменяются, гулять ребенку на балконе. Ветер завывает как-то совсем тоскливо, и мне кажется, что он несет по улицам тоскливое: «Сааааняяяя».
Мне даже носом похлюпать хочется, благо, что зимой особо на улице не порыдаешь.
— Саняяяяя… — у этого несносного ветра еще и голос Сашкин. Ну что за жизнь-то за такая?!
— Саня, да постой же ты, — хватает меня ветер за плечо и разворачивает к себе. Правда, к моему счастью, ветер все же оказывается живым человеком.
Сашка. Надо же, он. Стоит передо мной, весь раскрасневшийся, встрепанный, со сбившимся дыханием. Видимо, бежал за мной.
— Я за тобой от школы несусь, — подтверждает он мои мысли.
Очень хочется прижаться к нему, обнять его, прикоснуться к лицу. Но поскольку он сам не делает этого, я тоже остаюсь стоять на месте.
Наконец-то выравнивает свое дыхание и пытается забрать у меня рюкзак, но я упрямо тяну его на себя. Так и стоим, как два дурака, и перетягиваем несчастную сумку каждый на себя.
— Ты чего? — спрашивает он.
— Где ты был? — пытаюсь быть спокойной, но вопрос получается каким-то агрессивным. С претензиями.
— В универе.
- А вообще? Ты три дня не приходил.
— Считала? — шутит он.
Вместо ответа я с психом дергаю сумку.
— Ого… Сань, ты давай спокойнее, а то у меня такое чувство, что ты меня сейчас съешь.
— Нет, я тебя просто убью. Саш, тебя не было три дня. Ты пропал сразу же после нашего… гм… поцелуя, — я стараюсь говорить ровно, не срываясь на очередную долю хлюпанья носом. Хватит с меня того, что я прошлый раз ему рыдала. — Что моя мама тебе сказала такого, что ты теперь меня видеть не хочешь?
Он наконец-то отпускает мою сумку, зато берет за руку.
— Пошли.
— Куда?
— Туда, где поговорить можно. А то тут холодно совсем.
И ведет меня в непонятном направлении. Это тоже особенность наших отношений, когда кто-то кого-то тащит за руку.