Я. Ты. Мы. Они

В итоге мы сидим в небольшом кафе, спрятавшемся через проспект от наших дворов. Он покупает нам чаю, а мне еще и пирожное, которое вызывает во мне лишь тошноту одним своим видом. Почему-то мне кажется, что после сегодняшнего разговора я больше никогда не смогу спокойно смотреть на эклеры. Это очень романтично, когда тебя бросают под розовый эклер. Типа, съешь сладенького, чтобы сильно обидно не было.

Чернов все молчит, не зная как начать разговор. Лишь пьет свой чай. Поэтому я решаю его подтолкнуть, а что тянуть-то кота за… хвост? Быстрее бросит, быстрее пойду домой зализывать раны.

— Саш, не тяни, говори уже. Это все, конец?

Он вдруг дергается, давится чаем и начинает откашливаться. Очень хочется постучать ему по спине, но я так и не решаюсь коснуться его.

— Вот как ты умудряешься все переворачивать с ног на голову?! — откашлявшись, возмущается он. — Конец? Какой вообще, нафиг, конец? Ты откуда это взяла?

— Ну как же… Тебя нет, ваш разговор с мамой. Родители тебя выгнали, — растерянно мямлю я. Не позволяя себе надеяться хоть на что-нибудь.

— Никто мне не выгонял, я сам ушел… Да нет же, не в этом смысле. Мы с Людмилой Владимировной тогда поговорили и решили, что нужно немного времени для того… чтобы мы могли с тобой начать встречаться.

— Встречаться? — одними губами повторяю я.

— Да, полноценно так встречаться. Не знаю, как ты, а я… Если сейчас начну, то уже не смогу просто остановиться, оторваться от тебя. Там, на лестнице, я еле мог контролировать себя. Хоть как-то держать себя в руках.

Он вдруг неожиданно заливается румянцем. И это так непривычно.

— А зачем сдерживать? — задаю очень глупый вопрос, так до конца не понимая, что он имеет в виду.

— Ты вспомни, что было в первый раз? Нехорошо тогда вышло… Не так все должно было быть. Стасу будем говорить, что в капусте его нашли, честное слово.

— Ты жалеешь о том, что было?

— Я жалею о том, как это было. Но это я уже изменить не могу. Зато могу сделать так, чтобы дальше это было иначе… Правильно. Но пока мне сносит крышу только от одного твоего вида, я вряд ли смогу опять не наломать дров. Я уже сейчас готов забить на учебу, чтобы сутками торчать у вас дома. А теперь представь, что будет дальше?

Благодаря последним трем дням я все-таки понимаю, о чем он говорит. Любовная лихорадка. Это когда ты не можешь не думать о нем. И сходишь с ума от каждого слова или действия, не можешь думать адекватно и сгораешь, сгораешь изнутри. Когда боишься сделать шаг вправо или влево. Когда ты барахтаешься исключительно в своих чувствах и ни в чем другом. Всего три дня, а я чувствую себя измотанной. И что же будет дальше?

Сашка находит какие-то ответы на моем лице, поэтому продолжает:

— Я очень хочу быть с тобой и со Стасом, с вами. Но если сейчас начнем встречаться, то боюсь, что уже ничего другого делать не сможем. А тебе все-таки еще школу окончить надо.

— Значит, крышу сносит от моего вида? — улыбаясь во все свои 32 зуба, спрашиваю я.

— Это все, что ты услышала?

— Ага, — совсем очумев от счастья, подтверждаю я.

Сашка тоже улыбается и своими руками накрывает мои ладони.

— Дай нам полгода, и обещаю, буду целовать тебя каждый вечер на этой гребаной лестнице.

— А к нам приходить будешь?

— Буду. Только прошу, не смотри на меня так!

— Как?! — удивленно хлопаю я ресницами.

Вместо ответа он наклоняется совсем близко ко мне, почти касаясь своим носом моего, и целует меня в нос. А потом хрипло добавляет:

— Как будто мы уже у тебя в подъезде.

И до самого лета мы держимся намеченного плана. Оба прилежно учимся, Сашка даже выходит на повышенную стипендию. Я успешно сдаю экзамены. Стас вовсю растет, каждый раз радуя нас своими новыми открытиями.

Нас все еще тянет друг к другу, до дрожи в руках, до скрежета зубов. Но все, что мы себе позволяем, так это держать друг друга за руки во время наших вечерних прогулок.

Глава 27

Галина Петровна! — взволнованно вскликиваю я, а больше ничего сказать не могу.

— Что, Саш? Мне кажется, что это идеальный вариант. Или ты где-то уже работаешь?

— Нет…

— Вот и отлично. Ну чего ты там испугалась?

Ну правда, что мне же каждый день предлагают работу… в школе. Так и хочется что-нибудь съязвить, но все же сдерживаю себя.

— У тебя есть какие-то возражения?

Если честно, миллион, это же очевидно!

— Или работа в школе тебе не подходит по статусу?

— Галина Петровна, какой статус? Дело же не в школе…

— А в чем? Или ты английский забыла?

— Нет, не забыла! Просто посудите сами… Опыта у меня ноль, я же никогда не работала особо со школьниками.

— Скажи еще, что ты с детьми общаться не умеешь. Или ты дома со своими в молчанку играешь? Еще возражения?

— Ну а как же… я. Наша история со Стасом, Сашкой.

— А что за история? — упрямится Галина Петровна.

Я лишь безнадежно вскидываю руками.

— Александра, прошло почти 17 лет с тех событий. Я никого ни во что посвящать не собираюсь. А если ты думаешь, что район только вами до сих пор и живет, то смею тебя разочаровать. Не ты первая, не ты последняя. К тому же, важно не то, что было, а какими вы выросли. А с этим у вас все в порядке, я же вижу.