Я. Ты. Мы. Они

Отчаянно мотаю головой. «Нет, нет, не продолжай. Давай, вернемся к тому, чем занимались, а потом я уйду». Я все еще цепляюсь за свою месть, потому что меня пугает то, что может прийти ей на смену.

— Секс не решит наших проблем. По крайней мере, не здесь, не сейчас. Это лишь все усложнит, усугубит… А потом нам только и останется, что ненавидеть друг друга.

С каждым словом его голос становится все уверенней, и он даже выпрямляется. Возвращает себе контроль над ситуацией, над самим собой.

Зато я… теряю все. Себя, кажется, в первую очередь. Сажусь на кровати, обхватив себя руками, то ли скрывая свою наготу, хотя на мне все еще остались бюстгальтер и джинсы, даже босоножки на месте, то ли просто пытаясь согреться.

— Это будет конец. А я не хочу… — продолжает Саша, но обрывает себя, потому что понимает. Не знаю как, но понимает. Его словно озарило. — Ты ведь этого добиваешься, да? Это ведь то, чего ты хотела, все в конец… доразрушить?

В его голосе нет осуждения, лишь одна горечь и… чертова нежность.

Тут-то я не выдерживаю. Слезы будто брызгают из моих глазах, и они соленым ручейками бегут по моим щекам. Теперь моя очередь задыхаться, потому что огромный ком из помеси стыда, боли и отчаяния оседает у меня в горле.

Саша подлетает ко мне, стаскивает меня с кровати, и вместе со мной садится на пол. Он обнимает меня очень бережно, но сильно, при этом… словно я сделана из стекла. Аккуратно гладит мои волосы, вытирает слезы, которые все бегут и бегут из меня. А еще он все время нервно сглатывает, как будто мой ком и его тоже, и это еще больше подстегивает мои рыдания. Может быть, мои слезы не только мои? Потому что его лицо тоже мокрое…

Когда я более или менее успокаиваюсь, он мягко отстраняется от меня, сдергивает покрывало с постели и опускает его на мои обнаженные плечи. А потом приносит воды.

— Знаешь, у меня был план… — чужим голосом начинаю я.

Глава 42

Вечером мы лежим на нашей кровати, и Саша с задумчивым видом гладит мой живот. Еще только конец первого триместра, а я уже начинаю казаться себе огромной. Хотя ведь еще утром об этом не задумывалась. Мысль о том, что во мне сразу двое детей пугает. Муж видимо чувствует мое настроение, потому что вдруг спрашивает:

— О чем думаешь?

— А о чем я могу сегодня думать?

Саша лишь неопределенно хмыкает, за что и натыкается на мой взгляд полный негодования.

— Да ладно тебе, я, между прочим, за тебя переживаю.

— Раньше переживать надо было, — опять мое раздражение лезет наружу.

— Ты же вроде бы не против была?

— Я давала согласие на одного ребенка! А не на… — мне сложно произносить вслух слово «близнецы», поэтому я просто указываю руками на живот.

— Сааааняяя, — тянет он. — Спасибо, конечно, но не все от меня в этом мире зависит…

Пытаюсь смерить его очередным недовольным взглядом, но Саша слишком хорошо знает, как меня отвлечь. Нависает надо мной и нежно целует. Я поначалу пытаюсь сопротивляться, но потом растворяюсь в своих ощущениях. Постепенно поцелуй становится глубже, а губу требовательней… Приходится силой воли останавливать себя и его:

— Дети…

Раздраженный вздох.

— Им не пора спать?

— Еще даже девяти нет, — меня веселит Сашкин напор. — К тому же Стаса надо от соседей забирать, а то засиделся уже.

— А может там и оставим? И еще парочку подкинем? — ну все, поехали наши шуточки. — Знаешь, в чем главная выгода нашего положения? Нет? Ну как же, этих сплавим, не жалко, а потом еще двоих родим. Неплохая такая рокировка, да?

Саша несет всякий бред, но я знаю, что это он так от меня всякие мысли нехорошие гонит. Отвлекает. И надо отметить, что это у него получается. Наверное, пока он рядом, то мы действительно справимся со всем.

— А как мы мальчикам скажем, что у нас… будет еще двое детей?

— Как, как… Сначала задобрим чем-нибудь.

— То есть подкупим?

— Называй как хочешь, но я предлагаю задобрить. Купим им приставку и отселим Рому на лоджию, пусть мнит себя господином. А Киру — собаку.

— Протестую! Только собаки нам и не хватало!

— Да подожди ты, это же еще не весь план! Собираем их всех кучу, задабриваем, и пока ты отвечаешь на миллион ненужных вопросов, я сваливаю куда-нибудь до Канадской границы. Гениально же? Ай, ты опять дерешься!

Дерусь я для проформы, на самом деле мне очень смешно. Вот как можно сердиться на этого дурака?

Саша тоже в этот момент выглядит очень радостным. Он уворачивается от моей ладони, ныряет к моему животу и дважды целует меня в него.

— Я смотрю, ты очень доволен собой?

— Знаешь, я при любом бы раскладе был бы доволен. Даже если у нас с тобой вообще детей не было…

— Если бы у нас с тобой не было детей, то и не было никакого нас.

— Это тебе так нравится думать.

— Мне? — возмущаюсь я. — Да если бы не Стас, ты обо мне не вспомнил уже через неделю после того как мы… как мы перестали с тобой английским заниматься.

Невольно приходим к теме, которую совсем не любим вспоминать. У нас негласное правило, не говорить про тот вечер.