Взял вправо и остановился на обочине. Откинулся назад на спинку сидения, закрыл глаза. Память опять услужливо показала мне всё, что произошло этой ночью. Это было какое-то безумие. Стоило ей произнести: «Кирилл пожалуйста…» как во мне что-то сорвалось. Что-то, что копилось долгие годы и, наконец, прорвалось наружу. До неё у меня были женщины, но так, только лишь для удовлетворения плоти, не больше. И я забывал о них, как только покидал комнату, в которой оставалась партнёрша. Забывал, вычёркивая из жизни навсегда. Здесь было совсем другое. Желание обладать Витой было огромным, но не только обладать ей, но и дарить ей самого себя, всего, до последней клеточки. Что мы с ней делали? Да всё, что только могут делать мужчина и женщина в постели, особенно если любят друг друга, жаждут друг друга. А она любит, я понял это. Виталина не пыталась отблагодарить меня за спасение, нет. Она именно любила. Любила с бешенной страстью, неистовством и одновременно нежно. Будто пыталась наверстать что-то упущенное, потерянное, но вновь обретенное, которое она уже не хотела терять. Её грудь. Прекраснее и слаще я ничего в своей жизни не ощущал. Её руки, то гладившие меня по плечам по спине, то впивающиеся в мою спину, в ягодицы своими коготками, когда она не желала, что бы я покидал её, требовавшая и одновременно умоляющая продолжать, не останавливаться. «Ещё, ещё… Кирилл, родной мой, любимый… ещё, ещё…» — её голос наполненный страстью звучал у меня в голове до сих пор. Её ноги, то обхватывающие меня и стискивающие, то расслабленные, слегка согнутые в коленях, расходились широко в стороны, открывая передо мной всю её, призывно зовущую, жаждающую ещё страсти, ещё моей плоти, жара моего тела, моих рук, губ. Кричала, достигая пика наслаждения, обнимая меня и прижимаясь ко мне, смеялась и плакала. Поддавалась своим лоном ко мне на встречу в движении, жадно ловя меня им и поймав, не выпускала, обхватывая плотно, даря тем самым дополнительное безумное счастье. В ней бушевал ураган, торнадо в котором сплелось всё — любовь, страсть, похоть, желание. Всё это сливалось в ней, как в бешено крутящемся калейдоскопе. И этот ураган поглотил меня, поглотил всего без остатка. Я потерял голову. Впервые в своей жизни. Откуда брались силы, чтобы вновь и вновь обладать ей, не знаю… хотя нет, знаю, она мне их давала, шепча слова любви, даря мне неземное наслаждения, лаская и требуя этой ласки от меня. Стоило нам только замереть, после очередной сладострастной волны, как она начинала целовать меня, целовать всего, шепча: «мой, только мой…» и на меня вновь начинала накатывать очередная волна, грозя затопить с головой и… топила. И я целовал её всю — губы, глаза, лицо, шею, плечи и грудь. Живот и её бедра. Её ноги. Только одно прикосновение к её нежной, бархатистой коже, заставляло терять остатки разума. И с каждым её стоном, видя, как она выгибается, вздрагивая, волна только нарастала.
Открыл глаза, посмотрел на свои ладони лежавшие на руле. Они подрагивали. Они ещё хранили и помнили теплоту её тела. На моих губах ещё ощущался её вкус. Я усмехнулся сам себе. Только теперь я понял покойного дружка Гвоздя, когда он сказал, что у Антона снесло башню из-за Виты. Что он ни о чем уже не думал, как о своей женщине и о деньгах для неё. Да, из-за неё можно сойти с ума. Опять прикрыл глаза. И я сошел с ума. И у меня снесло башню. Я нарушил целую кучу своих же правил. Но я ни о чём не жалел. Как то слышал такую фразу: «Увидеть Париж и умереть». Точно так же можно сказать: «Познать Виталину и умереть». Да! Только за одну эту ночь, я готов был отдать всё!