Я умею прыгать через лужи

Однажды я завернул за этот угол на полном галопе. Начинался дождь, и я хотел добраться до школы прежде, чем промокну. Женщина, шедшая по дорожке перед церковью, неожиданно раскрыла зонтик, и Лучик, испугавшись, резко свернул в сторону.

Я почувствовал, что падаю, и попытался выдернуть ступню «плохой» ноги из стремени. Я панически боялся, что пони потащит меня за собой по земле. Отец видел, как мужчину, чья нога застряла в стремени, волокло по земле, и я никак не мог забыть его рассказа о скачущей лошади и подпрыгивающем теле.

Ударившись о шоссе, я понял, что освободился от седла, и ощутил лишь облегчение. Некоторое время я лежал на земле, гадая, не сломаны ли у меня какие-нибудь кости, потом сел и принялся ощупывать покрытые болезненными синяками руки и ноги. На голове набухала шишка, локоть был исцарапан щебнем.

Лучик поскакал обратно в школу, и я знал, что скоро прибегут Боб и Джо с моими костылями. Отряхивая штаны, я заметил, что женщина с зонтиком бежит ко мне; она выглядела такой напуганной, что я даже оглянулся – не произошло ли у меня за спиной нечто ужасное, чего я не заметил. Но я тут был один.

– Ох! – вскричала она. – Ох! Ты упал! Я все видела. Бедный мальчик! Тебе больно? Ох, я никогда этого не забуду!

Я узнал в ней миссис Конлон, мамину знакомую, и подумал: «Она расскажет маме, что я упал. Придется уже завтра продемонстрировать папе, как я умею ездить верхом».

Миссис Конлон торопливо положила на землю свои свертки и коснулась рукой моего плеча, разглядывая меня со слегка приоткрытым ртом.

– Ты не пострадал, Алан? Признавайся! Что скажет твоя бедная мамочка? Скажи же что-нибудь!

– Со мной все в порядке, миссис Конлон, – заверил ее я. – Я жду костыли. Джо Кармайкл принесет костыли, когда увидит пони без меня.

Я был уверен, что Джо все уладит. Взбалмошный Боб растрезвонил бы о несчастном случае на весь свет, но Джо потихоньку прибежит с моими костылями и по пути придумает, как скрыть все это от окружающих.

– Ты не должен ездить верхом, Алан, – продолжала миссис Конлон, смахивая пыль с моих плеч. – Это тебя погубит, вот увидишь. – Ее голос смягчился, в нем послышались нотки нежности. Она встала на колени рядом со мной и, наклонив голову ко мне, улыбнулась. – Ты не такой, как другие мальчики. Никогда нельзя об этом забывать. Ты не можешь делать то, что делают они. Если бы твои несчастные папа и мама знали, что ты ездишь верхом, это разбило бы им сердце. Пообещай, что больше не будешь ездить верхом. Ну же.

Я с изумлением заметил, что глаза ее полны слез. Мне захотелось ее утешить, выразить свое сочувствие, сказать что-нибудь ободряющее, что вызвало бы у нее улыбку и порадовало ее. Я часто видел печаль на лицах взрослых, когда они разговаривали со мной. Что бы я ни говорил, я никак не мог разделить с ними свое счастье. Они упрямо держались за свою печаль. Я никогда не понимал, почему.

Прибежали Джо и Боб; Джо нес мои костыли. Миссис Конлон вздохнула и поднялась на ноги, глядя на меня трагическим взглядом, пока Джо помогал мне встать и подсовывал костыли мне под мышки.

– Что случилось? – озабоченно спросил он.

– Лучик шарахнулся и сбросил меня, – сказал я. – Но со мной все в порядке.

– Так, об этом лучше помалкивать, – прошептал Джо, бросая косые взгляды на миссис Конлон. – Держи язык за зубами, а то тебе больше никогда не дадут сесть на лошадь.

Я попрощался с миссис Конлон, а та напомнила:

– Не забывай, что я тебе сказала, Алан, – и ушла.

– Одно хорошо, – сказал Джо, осматривая меня с ног до головы по пути в школу. – Ты ничего себе не сломал. Ходишь не хуже, чем всегда.

Глава тридцать вторая

На следующий день, во время большой обеденной перемены, я отправился домой верхом на Лучике. Я не торопился. Хотелось насладиться нарисованной в моем воображении картиной, как отец увидит меня верхом. Я подозревал, что маму это, скорее всего, обеспокоит, но отец положит руку мне на плечо, посмотрит на меня и скажет: «Я знал, тебе это по силам», – или что-нибудь в этом духе.

Когда я подъехал к воротам, отец склонился над седлом, которое лежало на земле у двери в сарай с кормом. Он меня не видел. Я остановился у ворот, понаблюдал за ним некоторое время, а потом крикнул:

– Привет!

Не выпрямляясь, он повернул голову и бросил взгляд на ворота у себя за спиной. На секунду он замер в этом положении, а я, улыбаясь, глядел на него; потом он медленно выпрямился и пристально посмотрел на меня.

– Это ты, Алан? – сдержанно проговорил он, как будто опасаясь, что от звука его голоса пугливая лошадь может понести.

– Да, – крикнул я. – Иди сюда, посмотри на меня! Видишь? А ты говорил, что я никогда не смогу ездить верхом! Теперь смотри. Э-ге-гей!

Я крикнул так, как иногда делал он сам, когда скакал на норовистой лошади, а потом наклонился вперед, быстро приподнявшись и хлопнув Лучика по боку пяткой «хорошей ноги».

Белый пони помчался вперед быстрыми, резвыми скачками, подобрался и, наконец обретя равновесие, пошел галопом. Я видел, как его колени работают, словно поршни, чувствовал его скорость и движение плеч при каждом шаге.