Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Я сотрудником “Накануне” стал. И произошло это так. К нам в “Новую русскую книгу” как-то пришел Алексей Толстой, уже редактировавший “Литературное приложение”. В разговоре спросил меня: “Роман Гуль, нет ли у вас чего-нибудь для "Литературного приложения"? Я слышал, вы роман пишете?” — “Романа не пишу, а некую повесть пишу”. — “Вот и великолепно! Дайте отрывок для "Литературного приложения"”. — “Хорошо, что-нибудь выберу”.

Я дал Толстому отрывок из повести “В рассеянии сущие”, который появился в ближайшем номере “Литературного приложения” к “Накануне” от 22 мая 1922 года. У кое-кого из моих знакомых это вызвало некий “взрыв”. Но, конечно, не коснулось моих друзей — Станкевичей, Николаевского и других. А в правление “Союза русских писателей и журналистов” Владимир Евгеньевич Татаринов (в прошлом харьковский журналист) подал тогда письменное заявление, предлагая исключить из “Союза” всех сотрудников “Накануне”. Думаю, он по-своему был совершенно прав. Но судьбе было угодно над этим его “действом” улыбнуться. В 1947 году в Париже в правление “Союза русских писателей и журналистов” я и С.П.Мельгунов (члены правления) подали составленное мной заявление об исключении из “Союза” всех членов “Союза советских патриотов” и сотрудников газеты “Советский патриот”, выходившей в Париже. Общее собрание состоялось, и “советские патриоты” были, по-моему и Мельгунова предложению, исключены. Среди них оказался и Владимир Евгеньевич Татаринов, в те дни ставший архисоветским патриотом и фактическим редактором проболыпевицкой газеты на русском языке “Русские новости”, выходившей также в Париже. Вместе с своим другом Арсением Федоровичем Ступницким В.Татаринов был вхож тогда в советское посольство, вместе с А.Ф.Ступницким загонял на прием к совпослу Богомолову В.А. Маклакова. Так что мы с Татариновым через 25 лет “обменялись ролями”, но, “без лести преданным” и “своим в доску”, каким оказался В.Е.Татаринов в Париже, я никогда не был.

Итак, в Берлине 1922 года состоялось общее собрание “Союза писателей и журналистов”, на повестке которого стояло исключение сотрудников “Накануне”. Постоянным сотрудником “Накануне” я тогда не был, но так как я там напечатался, то счел для себя правильным прийти на собрание и быть тоже исключенным. Надо сказать, что в “Союзе” у меня было много друзей, которые моего исключения не хотели. За несколько дней до собрания ко мне пришел Юрий Офросимов и сказал примерно так: “Роман, многие не хотят тебя исключать, 

и мне сам Гессен сказал, чтобы я предложил тебе просто подать заявление о выходе. И все”.

Тут я должен сделать экскурс в область своей психологии и характера. Говорят, во мне есть некая закидчивость и “любовь к сражению”. Некоторые называли это даже “неистовостью”, “неуемностью” и прочим. Это не совсем так. Я просто не люблю (и даже не терплю) стадности. 

И это с отроческих лет. Я всегда хотел и хочу по своей “по глупой волюшке пожить”, я — фанатик своей собственной свободы и посему в жизни часто шел “поверх барьеров”. Так, бросив все, я ушел в Ледяной поход. Так я ушел из Добровольческой армии. Так я отказался ехать в гражданскую войну из Германии и остался в ней дровосеком.

Так я написал “Ледяной поход”. Вот и тут я “закинулся”, если хотите. Я сказал Юрию, что с “черного хода” уходить из “Союза” не хочу. А поэтому я не только не подам никакого заявления о выходе, но приду на общее собрание и во всеуслышание попрошу об одновременном со мной исключении редактора “Руля” профессора А.Каминки за его торговлю с большевиками целлюлозой в Прибалтике и главного редактора “Руля” И.Б.Гессена за то, что он, как я слышал, посетил в Берлине приехавшего из Ленинграда представителя Госиздата коммуниста Илью Ионова, предлагая ему купить книги, изданные Гессеном в издательстве “Слово”. Кстати, через несколько лет, когда однажды К.Федин познакомил меня в Берлине с И.Ионовым, последний этот факт подтвердил. Юрий Офросимов был человек не только уж не закидчивый, но даже, к сожалению, несколько трусоватый. “Роман, — взмолился он, — ради Бога, ты же лезешь на рожон, на скандал. Зачем это нужно?” “Я не знаю, зачем и кому это нужно, — сказал я, — но так и передай Гессену, что я сделаю именно так, как я тебе сказал”. Юрий был удручен, но увидел, что меня тут не сломишь.

Так все и вышло. Я пришел на собрание и сказал все так, как говорил Юрию. Это произвело некое неудобное замешательство. Я видел, что председательствовавшему И.Б.Гессену это было неприятно, хоть он и улыбался, но никаких опровержений не последовало. Разумеется, всех сотрудников “Накануне” исключили (и правильно, по-моему, сделали).