Я унес Россию. Апология русской эмиграции

После отрывка из повести “В рассеянии сущие” я в “Накануне” ничего не помещал. Но когда Алексей Толстой уехал в Советскую Россию насовсем, мне предложили редактировать “Литературное приложение” и для сего пригласили зайти в редакцию. В письме ко мне от 30 марта 1924 года из Праги Марина Цветаева писала: “Из России я выехала 29-го апреля 1922 г. Скучаю ли по ней? Нет 

(курсив М.Цветаевой. — Р.Г.). Совсем не хочу назад<…> Редактируете “Накануне”? Не понимаю, но принимаю, потому что Вы хороший и дурного сделать не можете”. Марина не могла тогда, конечно, даже представить себе, какую “дурную”, страшную “смену вех” придется проделать ей вместе с мужем С.Эфроном и чем они оба за это заплатят. Расстрелом и самоубийством.

Редакция “Накануне” занимала обширное помещение. Меня приняли С.С.Лукьянов и Г.Л. Кирдецов. Профессор Лукьянов — сын бывшего обер-прокурора Святейшего синода. Человек воспитанный, довольно молодой, среднего роста, лицо как лицо, ничего примечательного. Но Г.А. Кирдецов мне сразу не понравился. Он был уже в годах, отталкивающей внешности (Кирдецов — это был, кажется, псевдоним). По всем своим манерам он был типичнейший, видавший всякие виды и во всех водах мытый газетчик. 

В эмиграции он издал книгу “У ворот Петрограда” (1919–1920) — о наступлении генерала Юденича на Петроград. Потом болтался где-то в Прибалтике, ни с какими сменовеховскими писаниями никогда не выступал и вдруг… оказался в редакторском кресле “Накануне”? Кончил тоже, кажется, вполне благополучно, уехал в Москву, где работал в Наркоминделе.

На неблагообразном лице Кирдецова неизменно плавала какая-то непонятная и неприятная ухмылка. В разговоре (именно с этой ухмылкой) он сказал мне, что на “Литературном приложении” указания, что я редактор, не будет. “Вы понимаете, конечно, что у вас такого имени, как у Толстого, нет”. — “Разумеется. Я ни к какой рекламе и не стремлюсь”.

Так я начал работу редактора “Литературного приложения”. Это было в июле 1923 года и длилось до июня 1924 года, когда “Накануне” закрылась “за ненадобностью”. В “Литературном приложении” сотрудничали многие писатели из Советской России: Михаил Булгаков, А. Мариенгоф, Б.Пильняк, Н.Никитин, Осип Мандельштам, Юрий Слезкин, К. фе-дин, Б.Катаев, М.Волошин, Всев. Иванов, Вл. Лидин, Всев. Рож-дественский, П.Орешин, А.Неверов, Корней Чуковский, Л.Никулин, Э.Голлербах и другие. Сотрудничал живший в Берлине А.Кусиков. Из эмигрантской молодежи я привлек своих друзей Юлия Марголина (в будущем автора замечательной книги “Путешествие в страну зека”) и поэта Георгия Венуса (вернувшегося с семьей в СССР и расстрелянного через несколько лет), кроме них — поэта Вадима Андреева (сына Леонида Андреева), написавшего об отце хорошую книгу, поэтессу Анну Присманову и других. Некоторое время сотрудничал и мой друг Вл. Корвин-Пиотровский.

К сменовеховцам-политикам я отношения не имел. Они вели газету, я же приезжал редактировать и верстать свое “Литературное приложение”. Но всех редакторов газеты я узнал. Юрия Вениаминовича Ключникова я встречал несколько раз, помню, говорили мы о его пьесе “Единый куст”, которую он написал в Париже. Довольно высокий, плотный, с темными волосами, зачесанными назад, с лицом правильным, но ничем в глаза не бросающимся, с тихой спокойной речью, Ключников не был таким ярким человеком, как, например, Степун, Толстой, Маклаков, но был, конечно, “личностью”. Он был умен, образован; вскоре он уехал из Берлина. Как я уже упоминал, его взял Г.Чичерин на Генуэзскую конференцию в качестве “советника” (разумеется — “статиста для пропаганды” и, вероятно, по чекистскому рецепту, и для “усыпления” бдительности самого Ключникова). Затем он уехал в РСФСР и погиб в “ежовшину”.

Сергея Сергеевича Лукьянова я встречал не часто. Легко писавший, образованный, владевший иностранными языками — по отъезде Ключникова он фактически стал “передовиком” газеты, пиша об исторически неизбежном переходе большевицкой диктатуры к формам “трудовой демократии”. Судьба его сложилась страшно. По закрытии “Накануне” он с женой переехал в Париж, откуда при каких-то странных обстоятельствах он был выслан французской полицией (как мне говорили, даже будто бы с применением “наручников”) в Советскую Россию, В Москве на некоторое время стал редактором “Журналь де Моску”, а потом — Ухт-Печерский концлагерь, где его забили насмерть на допросах. В лагере же оказалась и его эффектная красивая жена.