Я увижу и солнце, и море

          - В чём дело? – спросил он резко. – Что с тобой? Почему тебя так взволновал красный цвет? – Наконец ему удалось убрать её ладони с глаз, полных слёз, крупными каплями падавших на обнажённые колени. – Ты плачешь? Но почему? Скажи мне, я хочу помочь! Ну!

          - Я вспом-ни-ла… - почти простонала она. – Я всё вспомнила…

          - Что? Что ты вспомнила? – закричал он обеспокоенно. – Не тяни! Расскажи мне, облегчи душу, мы вместе сбросим с неё камень, чтобы ей захотелось снова видеть. – И, совсем потихоньку, поглаживая её вздрагивающие ладони: - Расскажи…

          Она немного успокоилась.

          - Мы шли рядом, держась за руки, раскачивали их и смеялись. Мы так любили друг друга! – Девушка всхлипнула и застонала, не в силах продолжать дальше.

          Странник легонько сжал её похолодевшие ладони.

          - Ну, ну, успокойся. Я рядом. Я слушаю. Теперь всё будет хорошо.

          Она судорожно передохнула и продолжала тихо:

          - И вдруг сзади раздался рёв машины. Маму оторвало от меня и бросило вперёд. Она упала на тротуар, - неудержимые слёзы полились из глаз девушки, - несколько раз перекатилась и замерла на спине. Не мо-о-о-гу-у! – Девушка зачем-то попыталась вырвать руки, но странник не выпустил их из своих.

          - Тише, тише! Ну, что ты?- он говорил тихо, но строго. – Ты тогда сильно испугалась?

          Она несколько раз коротко кивнула головой.

          - Ярко-красное разлилось по лицу, шее и груди мамы, расползаясь на тротуар и покрывая дома, улицу, небо… и больше ничего не помню. – Она громко и неутешно разрыдалась. – Пойдём отсюда, здесь плохо пахнет.

          Странник, не утешая, помог ей встать, и они ушли с алого места.

          Следующий отрезок пути к далёкому морю ей не запомнился. Он не был длинным, и всё равно она обрадовалась, когда он кончился.

          - Здесь остановимся, - решил поводырь. – Уже поздно. Заночуем, а завтра ранним утром, я надеюсь, выйдем к морю.

          - Уже завтра? – заволновалась девушка. – А я ничего не вижу.

          - Ещё не завтра, - пошутил он, успокаивая её. – Рано расстраиваться. И вот ещё что: если хочешь видеть, постарайся забыть о злом красном цвете, пусть он станет для тебя добрым и самым прекрасным на свете. Всё зло в мире боится красного. Испокон веков его считают символом мужественной и торжественной красоты, праздничным цветом. В радуге – самом впечатляющем зрелище природы – он один из ярчайших и красивейших. Надо привыкать ко всем краскам природы и не винить её за человеческие подлости.

          Выслушав короткий панегирик страшному красному, девушка согласно вздохнула.

          - Я постараюсь, - она насильно улыбнулась и затихла, улёгшись на спину и забывшись в чуткой дремоте.

          Очнувшись, похлопала рядом руками и, не найдя спутника, села и тревожно окликнула:

          - Где ты? Ты здесь? Где мы? – Прислушавшись, спросила: - Это птицы так громко и бестолково кричат?

          - Да, - подтвердил он, - птицы. – Зашуршала трава, странник подошёл и сел рядом. – Мы на высоком берегу лимана. Сейчас предвечерние сумерки, и птицы устраиваются на ночёвку, ссорясь из-за удобных мест. – Не удержавшись, вскрикнул восторженно: - Гляди-ка, что делается!

          - Что? – спросила она, найдя для надёжности его руку. Слышно было громкое беспорядочное хлопанье многих мощных крыльев и слитный пронзительный птичий крик. – Кто это?

          - Фламинго, - восхищённо ответил он. – Знаешь таких?

          - Да, - вздохнув, подтвердила девушка. – Они розовые.

          - Целая розовая туча снялась с места, - сообщил заворожённый наблюдатель, - и полетела низко над водой к другому берегу. Как ты себя чувствуешь?

          Она опять изнеможённо откинулась на спину.

          - Как будто опустошённая, - положила руки под голову, смяв красивые локоны. – Во мне ничего не осталось: ни чувств, ни мыслей, ни сожалений, ни желаний. Я существую помимо себя.

          - Так и должно быть, - успокоил всеведущий странник. – Душа твоя освободилась у роз от накопившихся гнетущих страхов и давней давящей боли. Она расправилась и снова хочет видеть мир твоими глазами. И мы обязательно увидим море.

          - Как же я увижу, - вскричала девушка, приподнявшись на локте, - когда я не вижу! – и опять обессиленно упала на спину.

          - Тебе надо верить и очень хотеть.

          Они замолчали, отдавшись усталости, и каждый берёг сон другого, и оба не спали, боясь потревожить соседа. Птицы тоже угомонились, надёжно спрятав головы под крылья, и над всем миром распростёрла ночное покрывало тишина, изредка нарушаемая плеском большой рыбы, страдающей бессонницей. Когда лежать неподвижно стало невмоготу, она тихонько прошептала, чтобы не разбудить:

          - Ты спишь?

И услышала единственно возможный ответ:

          - Нет.

          Слышно было, как пошевелился, пошуршал травой сосед, устраиваясь поудобнее.

          - Ты меня, наверное, презираешь? – спросила звенящим от стыда голосом.

          - Глупости! – не медля возразил он. – Ты славная, решительная, волевая девушка с чистой душой, за что ж тебя презирать? Не выдумывай! Тем более в такую изумительно красивую ночь.

          Она тоже пошуршала, подвинувшись к нему.

          - Расскажи. Ты так хорошо рассказываешь, что я как будто вижу, - и, нащупав, сжала его твёрдую надёжную ладонь.